Эрик Ластбадер - Ниндзя

— Вы шпионили за мной в дискотеке? Томкин попытался засмеяться.

— Нет-нет. Мне бы это не удалось. Нет — просто отцовское чутье.

“Это было бы смешно, когда бы не было так грустно, — сказал себе Николас. — Он просто не понимает”.

— У нее все в порядке.

— Рад это слышать.

Томкин откашлялся. Он уже собирался что-то сказать, но передумал. Теперь они объезжали башню с другой стороны. Последние полицейские стояли группками на взломанном тротуаре.

— Ник, я знаю, что ты меня недолюбливаешь, и все-таки хочу тебя попросить об одной услуге. Николас молча смотрел в окно.

— Я хочу... вернее, я не хочу, чтобы Жюстина отдалялась от меня. Я... в общем, я уже не знаю, что делать... Я подумал, что ты поможешь... поможешь нам помириться.

С этой стороны здания вся площадка была заполнена грузовиками; над улицей, на уровне третьего этажа, нависала платформа, которая использовалась для разгрузки огромных панелей из цветного стекла.

— Мне кажется, — ответил Николас, — это касается только вас двоих.

— Но ты уже не посторонний, — многозначительно заметил Томкин.

Николас отвернулся от окна и посмотрел на него.

— Кстати, я уже несколько дней не вижу Фрэнка. Где он? — В эту минуту лобовое стекло с громким треском разлетелось на куски. Тома отбросило назад с такой силой, что треснула пластиковая перегородка. Его руки трепетали как крылья, и Николас, услышал слабый стон, какой бывает у больного ребенка. Внезапно пиджак Тома треснул на спине, и оттуда показалось стальное лезвие. Фонтаном брызнула кровь, и салон наполнился тошнотворным запахом.

— О Господи! Что это? — Лицо Томкина стало мертвенно бледным.

Лимузин продолжал двигаться вперед. Спереди доносился страшный шум. Том уже не стонал. Кто-то пробивался в машину через большую дыру в лобовом стекле.

Потерявший управление лимузин занесло влево. Он проехал по тротуару и врезался в фонарный столб. В салоне стало совершенно темно.

Николас держал катана в левой руке; доставать его из ножен в такой тесноте было бессмысленно. Томкин дергал дверную ручку, но тщетно: автоматические замки управлялись с переднего сидения. Теперь Томкин проклинал эту меру предосторожности.

Тело Тома наклонилось в сторону, и раздались мощные удары в перегородку. Николас выждал, оттолкнулся и изо всех сил ударил обеими ногами — перегородка разлетелась, и он оказался на переднем сидении.

Сайго по узкому карнизу, с которого сбросил труп, перешел на другую сторону здания.

Он оставался там достаточно долго, чтобы убедиться, что его хитрость сработала. Затем начал осторожно спускаться. Только Николас смог бы заметить его в темноте — если бы он был в это время на улице.

Прижимаясь к стене, Сайго молча выругался; ему вдруг стало страшно. Николас — ниндзя! У него закружилась голова, и он взял в рот еще один коричневый кубик. Чтобы наркотик подействовал быстрее, Сайго его разжевал.

Вскоре ночь ярко осветилась, и его мышцы налились силой; он купался в энергии. В левом ухе послышались голоса, и Сайго поправил указательным пальцем крошечный приемник. Он услышал, как Томкин назвал Третью авеню, и немедленно двинулся к южной стене, где платформа выходила прямо на улицу. Когда лимузин поравнялся с ним, Сайго прыгнул на крышу так тихо, что никто в салоне этого не заметил.

Прижимаясь к крыше машины, он достал свой меч и ударил им в лобовое стекло; лимузин содрогнулся как большой зверь, и у Сайго вырвался торжествующий крик.

Кроукер уже собирался сворачивать, когда заметил тень у лимузина Томкина, а потом услышал какой-то звук. Он не понял, что произошло, но тем не менее нажал на тормозам резко вывернул руль.

Заскрипели покрышки, и лейтенант с трудом выровнял машину; со всех сторон раздались гудки. Кроукер тихо выругался и устремился вслед за лимузином.

Сайго знал, что в первые секунды у него будет явное преимущество; он уклонился от ног Николаса, развернулся и тут же начал движение левым локтем.

Николас успел отразить удар и одновременно перешел в нападение. Он перехватил руку Сайго, в которой тот держал нож, и теперь полированная сталь стала продолжением их обоих, чем-то самым важным, без чего их жизни не имели никакого смысла.

Мышцы вздувались на их напрягшихся спинах; с обоих градом катился пот. Сайго заскрипел зубами. Словно солнце и луна, две стороны одного целого, вступили в поединок. Была ли это та самая сила, которая заставила Каина и Авеля поднять друг на друга руки?