Эрик Ластбадер - Цзян

Она повела сына к выходу.

— А сейчас я открою тебе один секрет, который поможет тебе во время твоей первой встречи с сэнсеем. Я знаю, что ему будет приятно услышать из твоих уст, что тебе понравился его подарок. Знай, что сегодня и у него день рождения. Мне кажется, именно это и привлекло его внимание к тебе с самого первого дня нашей жизни в Японии. У него нет собственных детей, жена его давно умерла. Вся его жизнь теперь посвящена воспитанию учеников. Он говорит в письме, что этот год для тебя особый. Он особый и для него. Сегодня, Аки-чан, сэнсею исполняется восемьдесят восемь лет. Начинается его «возраст риса».

— Почему этот возраст так называется?

Юмико снова подвела его к столу, подала ему лист бумаги и кисть.

— Ты знаешь иероглифы, — сказала она. — Напиши цифру 88.

Аки выполнил ее просьбу. Она взяла у него кисть.

— А теперь, если мы разломаем этот иероглиф, то получим три новых. Смотри, что получается. — Она начертала их. — Ну-ка прочти теперь.

— "Возраст риса", — прочел Аки и захлопал в ладоши. — Как здорово! И это все, мама? Юмико взъерошила ему волосы.

— В Японии мы считаем человека старым после того, как он отметит свое шестидесятилетие, потому что наша старая пословица гласит: «Жизнь человека длится только шестьдесят лет». И наш календарь особо выделяет шестидесятый год, потому что все знаки, под которыми человек был рожден, с этой даты начинают снова повторяться. То есть получается, что человек рождается заново. И поэтому ему положено дарить особые подарки.

— Наверно, и в «возраст риса» надо дарить что-нибудь особенное? Что мы подарим сэнсею?

Юмико ответила не сразу. Какое-то время она ласково смотрела в наивные глаза сына, смотревшие на нее снизу вверх. Не было для нее на всем свете человечка ближе и родней. Сердце ее было переполнено любовью к нему.

— Я оставляю это на твое усмотрение, — тихо сказала она.

— На мое? Но откуда я могу знать вкусы сэнсея?

—Загляни в свое сердце, — посоветовала мать. — Оно тебе подскажет.

Аки сосредоточенно нахмурил брови, раздумывая. Затем его лицо просияло.

— Как ты думаешь, мама, — спросил он, — сэнсей тоже любит маринованные сливы?

Спасибо за подарок. — Голос сэнсея разнесся под сводами потолка, поддерживаемого с кедровыми балками.

Аки показалось, что с ним заговорил горный склон. Упершись руками и лбом в татами, расстеленные в передней сэнсея, он пробормотал:

— Я их люблю больше всего на свете.

Шорох разворачиваемой бумаги, конечно, не такой тонкой и красивой, в которую было завернуто черное кимоно, но самой лучшей, какая только нашлась у них в доме.

— Ого! — опять зарокотал тот же голос. — Маринованные сливы! Ничего лучше ты не мог бы подарить мне! Я их обожаю, даже в начале осени!

Аки закончил свой низкий, почтительный поклон. Его грязные гета уже стояли на бетонной площадке крыльца дома Мицунобэ, от которой начинались деревянные ступеньки, ведущие в прихожую. На ногах Аки были чистые белые таби.

—Входи же, мой мальчик, — пригласил сэнсей. — Добро пожаловать!

Его лицо источало силу. Широкое лицо, обрамленное гривой седых волос и с массивным подбородком. Глубокие морщины пролегли от носа к уголкам широкого рта. Седые брови нависли над пронзительными глазами, как утесы над морем. На нем была надета простая полотняная блуза с широкими рукавами и бледно-голубая юбочка хакама, в каких выступают на соревнованиях лучники, демонстрируя свое искусство.

Дом сэнсея казался необычайно просторным: высокие потолки, массивные кедровые балки, пересекавшиеся в его центре. Дом был построен так, что из окон главных комнат открывался вид на горы. Сидя на коленях перед чайным столиком, можно было любоваться снежными горными кручами, альпийскими лугами и остроконечными утесами, то залитыми солнечным светом, то хмурыми в непогоду.

Мицунобэ налил Аки чаю так, как если б он принимал взрослого человека. Аки поразило, что сэнсей относится к нему не так, как другие взрослые. Кроме матери, конечно. Он не разговаривал с ним тем неестественно бодрым и покровительственным тоном, с каким обычно разговаривают взрослые с подростками.

— Извините, что я не смог вам подарить что-либо, способное по изысканности соперничать с вашим подарком, — смущенно пробормотал Аки, отхлебнув первый глоток зеленого чая.

— Напротив, — возразил Мицунобэ, — ты мне очень угодил своим подарком. Я люблю маринованные сливы, а уж попробовать умебоси. домашнего приготовления — так это и вообще редкое удовольствие.