Эрик Ластбадер - Цзян

— Я Ничирен, - сказал он, будто этим все было сказано.

— И имя это тебе тоже дала она.

— Она верила в меня. Она была единственной, кто всегда верил в меня.

— Она верила в смерть. Только в одну смерть. А я верю в тебя.

Ничирен сломал куклу.

Внутри ее оказался кусок жадеита цвета лаванды с выгравированной на нем задней частью тигра. Чувствуя, как у него перехватило дыхание, он достал замшевый кошелечек, который Марианна сунула ему тогда в руку, и открыл его. Вытряс из него его содержимое на ладонь рядом с задней частью тигра.

Плечи, шея, свирепо оскаленная пасть. Два куска лавандового жадеита сложились вместе, составив целое животное. Половинка фу.

Приращение силы.

Я должен принести нижайшие извинения тай-пэня, - сказал Питер Ынг. — Но он никак не смог принять ваше приглашение.

Цунь Три Клятвы улыбнулся.

— Ничего, — вежливо сказал он. — Я знаю вас почти так же долго, как и Эндрю Сойера, мистер Ынг. И я понимаю, что беседуя с вами, я говорю с ним. — Он дружески потрепал его по плечу. — В любом случае, было совершенно необходимо, чтобы эта встреча состоялась до понедельника.

Питер Ынг кивнул.

— Тай-пэнь понял срочный характер встречи. Не имея возможности придти сам, он прислал меня. Полагаю, вы удовлетворены таким его решением?

— Вполне удовлетворен, мистер Ынг. Вполне.

Только что минуло девять. Двое китайцев сидели в большой каюте джонки Цуня Три Клятвы, оборудованной под офис. Южная ночь, спустившаяся над Абердинской бухтой, пыталась побороть ослепительный свет фонарей и неоновых реклам, озарявших колонию.

Цунь Три Клятвы закрыл глаза и почувствовал тихое покачивание джонки. Все будет в порядке, - повторил он про себя, стараясь унять тревожный стук сердца. — Не теряй веры.

Появилась одна из его дочерей, неся поднос, на котором стоял чайник, чашки, маленькие тарелки и блюдо со свежесваренными моллюсками.

— Говорят, эта пища джоночников укрепляет дух лучше всякой другой. — Цунь Три Клятвы открыл глаза, любуясь, как его дочка точными и аккуратными движениями рук сервирует стол. Я хорошо их вымуштровал, моих детей, - подумал он.

— Надеюсь, вы голодны, мистер Ынг. Питер Ынг, одетый как всегда безукоризненно в темно-серый легкий костюм, белую рубашку, сизый галстук в белый горошек и черные лакированные туфли, наклонил голову.

— Я всегда голоден в это время суток, почтенный Цунь, — вежливо ответил он, несмотря на тревожное чувство в области желудка, посещавшее его всегда, лишь только он ступал на борт какого-нибудь судна.

Хотя джонка и стояла на якоре, хотя качка и была чисто символической. Одной мысли о том, что под его ногами водная стихия, было достаточно, чтобы все внутри его начинало переворачиваться.

Когда он был ребенком, старший брат затащил его в воду. Это была безобидная шалость, но Питер на всю жизнь запомнил с необычайной ясностью свои ощущения, когда он, наглотавшись воды, ушел под гребень набегающей волны и оказался погребенным в бездушном зеленоватом мраке.

Тай-пэнь , узнав во время их совместной поездки на пароме в Аомынь (европейцы называют его Макао) об этой слабости Ынга — странной в рожденном на острове китайце, посоветовал обратиться к психотерапевту. Ынг так никогда и не смог заставить себя сходить на прием к врачу с таким мудреным названием. Он не верил, что медицина чужеземцев может ему чем-либо помочь.

Теперь, принимаясь за пищу, предложенную гостеприимным хозяином джонки, он призвал на помощь все свои внутренние силы — вернее, не все, а именно те, что управляли мышцами желудка, — чтобы не показать своей слабости.

По обычаю, во время еды они разговаривали лишь о тривиальных материях: о погоде, о детях Цуня, о семье Ынга и так далее. Оба тщательно избегали разговора о делах, даже таких, которые их непосредственно не касались.

Наконец дочка вернулась, чтобы убрать со стола тарелки и заменить пустой чайник на полный. Также она принесла бутылку «Джонни Уокера» с черной этикеткой и пару граненых стаканов.

Теперь, - подумал Питер Ынг, — уже скоро. Тай-пэнь вызвал его к себе сразу же по получении приглашения от Цуня Три Клятвы.

— Обстановка начинает накаляться, — сказал он. На лице его была тихая улыбка, что всегда указывало на то, что он над чем-то серьезно задумался. — Похоже, почтенный Цунь хочет со мной встретиться сегодня вечером. — Он испытующе посмотрел на Питера. — Я хочу, чтобы ты пошел вместо меня. Это полезно по двум причинам. Это покажет Цуню, что я хочу выслушать его, но не сгораю от любопытства. Кроме того, с тобой он будет менее осмотрительным и сболтнет тебе — намеренно или случайно — то, чего он никогда бы мне не сказал.