Эрик Ластбадер - Шань

Именно тогда все и началось, но Маккена отказывался верить этому, признаться себе, что сам виноват в мучительных кошмарах, преследовавших его. Нет, все дело было в колдовстве, в чарах, наложенных на него пылающими жертвенными кострами и древними заклинаниями.

Проклятые туземцы — вот настоящие виновники его страданий. Это они хотели его смерти. Они требовали расплаты за его преступление. Австралийские аборигены, китайцы — для Маккены было все равно. В его сознании они все слились воедино, образовав отвратительное, жуткое месиво из лиц. Со временем из этого месива выкристаллизовалась громадная фигура ВРАГА, грозно высившаяся над Маккеной, загораживая свет жизни, унижая его, лишая мужества и сознания собственного превосходства над “цветными”.

Его мозг, терзаемый жестокой пыткой, метался в поисках ближайшей мишени и вскоре нашел ее.

Большая Устрица Пок.

Отправившись разыскивать его, Маккена обошел все рестораны, кафе и притоны, расположенные в Ванчае. В “Розовой Чашке” кто-то напомнил ему, что Большая Устрица Пок неизменно ужинает в “Стар Хаузе” на Козевэй бэй.

Маккена ввалился в ресторан, дико озираясь покрасневшими глазами. Он производил впечатление буйно помешанного, но поскольку китайцы всех гвай-ло привыкли считать сумасшедшими, то официанты продолжали деловито сновать вдоль проходов между столиками, держа в руках подносы с едой и не обращая на него никакого внимания. Никто ничего не заподозрил, даже когда он, расталкивая всех, стремительно приблизился к столику Большой Устрицы Пока.

И тогда он вытащил “Магнум” и, нажав курок шесть раз подряд, разрядил обойму.

Дьявол вырвался на свободу.

— Я сделал все необходимые звонки.

Закрыв глаза, Джейк парил в пустоте, окружавшей его.

— Джейк-сан, ты слышишь меня?

— Привет, Микио-сан, — устало отозвался он. — Да, я слышал, что ты сказал.

Микио уселся на татами напротив Джейка. На другом конце комнаты возле окна стояла Казамуки, дожидавшаяся приказаний своего оябуна. Микио сделал едва уловимый жест рукой, и она, слегка поклонившись, бесшумно выскользнула из комнаты, так, что Джейк, изможденный до предела, даже не заметил, как это случилось.

— Я разговаривал со своими людьми из полицейской префектуры, — продолжал Микио. — Поверь мне, тебе ничего не угрожает.

— Как тебе это удалось? — осведомился Джейк без тени улыбки. — Мы оставили после себя такой разгром.

Микио пропустил мимо ушей этот не слишком деликатный вопрос. Его всерьез беспокоило подавленное состояние друга. Он видел, что Джейк предается бесплодным сетованиям на судьбу. Это так непохоже на него, — подумал Микио.

Он вздохнул.

— Это пустяки по сравнению с войной, которую я вел на протяжении последних недель. Так что не тревожься зря.

Он украдкой всмотрелся в лицо Джейка, стараясь понять причину тоски, изводившей его друга. Неужели, все дело в смерти Чжилиня? — спрашивал он себя в который раз.

Комната, в которой они сидели, как и весь дом, была большой по японским меркам. Однако, в конце концов, они находились в Карунзаве, излюбленном месте отдыха высших слоев токийского общества. Здесь они отдыхали и веселились на шикарных виллах, окруженных изысканно ухоженными лужайками, в тишине широких, усаженных лиственницами улиц. Всего два часа езды на автомобиле отделяли шумный и пыльный Токио от этого восхитительного, необыкновенно чистого курорта, раскинувшегося на подступах к Японским Альпам, центральному хребту Хонсю.

— Мы в двух шагах от резиденции главы клана Моро, Джейк-сан, — промолвил Микио, хмурясь.

Джейк продолжал сидеть, закрыв глаза, и никак не отреагировал на его слова.

— Джейк-сан.

— У тебя найдется сакэ?

Микио, чуть помедлив, встал и достал из буфета бутылку. Прихватив пару маленьких чашечек на красном, лакированном подносе, он вернулся к другу. Только услышав журчание струи рисовой водки, Джейк открыл глаза.

Микио вручил ему полную чашку, прибавив:

— К сожалению, оно не горячее.

Джейк одним судорожным глотком проглотил содержимое чашки. Микио же, напротив, медленно потягивал сакэ, погрузившись в свои размышления.

— Всегда труднее переносить боль, — осторожно промолвил он наконец, — когда она сосредоточена только в душе. Я был ранен много раз на протяжении своей жизни. Некоторые раны оказывались тяжелыми, другие — не очень. Однако все они не могут идти ни в какое сравнение с мучениями, которые я пережил после смерти Казико.