Эрик Ластбадер - Шань

Однако ищейке обязательно нужен поводок. Перед ним вновь во весь рост встал вопрос: кто тот человек, с кем он мог бы наладить связь? Путем логических рассуждений он выбрал Джейка Мэрока. То был единственный годившийся Карелину вариант. Бывший агент Куорри, Джейк знал в этой организации все ходы и выходы.

Постоянно живущий в Гонконге, он находился вне пределов досягаемости Химеры и являлся единственным человеком в мире, которому Карелин мог довериться.

Кроме того, Мэрок был ближайшим другом, более того, учеником Генри Вундермана. Он заслуживал того, чтобы знать правду. И, окончательно взвесив все, Карелин вступил с ним в контакт.

Их сотрудничество было плодотворным и эффективным, пока, разумеется, Карелин не осознал, что он по уши влюбился в Даниэлу Воркуту.

Когда Джейк продублировал сигнал к действию, Карелин ощутил себя господом богом. Ему предстояло выбрать между разрушением и созиданием. И только тогда он понял, сколь мучительные решения приходится иногда принимать богу.

До его слуха донесся тренькающий звук, долетевший из-за приоткрытой двери его кабинета. Геначев закончил разговор с Вашингтоном и теперь призывал к себе ближайшего помощника.

Карелин бросил последний взгляд на огни ночной Москвы. Однако там не было ответов на мучившие его вопросы, да и где вообще следовало их искать? Звонок повторился. Он заставил Карелина сдвинуться с места, однако не мог заглушить терзавших его сомнений.

В назначенное время Цунь Три Клятвы уселся возле коротковолнового передатчика и, еще раз проверив серии кодовых сигналов, которыми Джейк пользовался для связи с Аполлоном, приступил к длительной процедуре передачи позывных. Старый китаец испытывал невероятное волнение, хотя ни за что на свете не признался бы в этом. Радиопередатчик, уцелевший после свирепой атаки дантай на старой джонке Цуня и бережно переправленный на новую, пробуждал в его душе много мучительных воспоминаний. Именно с помощью этого, не слишком хитрого с точки зрения современной техники устройства Цунь Три Клятвы поддерживал связь с Ши Чжилинем на протяжении долгих лет горькой, но вынужденной разлуки. На протяжении десятилетий оно служило единственным мостом, соединявшим двух искренне и преданно любящих братьев.

Теперь картины далекого прошлого с неудержимой силой вторгались в сознание Цуня. Его глаза наполнились слезами. Он не смог бы выразить словами свою тоску по старшему брату, покинувшему его теперь уже навсегда. На протяжении всей жизни, в самые тяжкие ее минуты он неизменно ощущал подле себя незримое присутствие Ши Чжилиня. Семьдесят лет они рука об руку двигались к замеченной цели. Семьдесят лет они кропотливо разрабатывали и воплощали в жизнь планы будущего своей страны. Пестовали всходы рен, великой жатвы. И уже не за горами был тот день, когда новый Китай мог воспользоваться ее плодами...

Смерть Ши Чжилиня оставила зияющую, черную брешь в душе его брата. Сердце Цуня сжималось от боли при мысли о понесенной им невосполнимой потере. Он все еще никак не мог привыкнуть к столь глубоким переживаниям и мучительным приступам ностальгии. Всякий раз они всецело овладевали им, и, быть может, поэтому он не услышал появления в каюте Неон Чоу.

Быть может, поэтому он не стал возражать, когда она, обняв его сзади, прижалась к нему лицом и стала целовать его морщинистые щеки. Строго говоря, ей не следовало спускаться с палубы, когда Цунь работал на передатчике. Это было железное правило, касавшееся всех членов семьи Цуня.

— Я вижу печаль на твоем лице, — промолвила она своим нежным голосом. — Я вижу, как поникли твои плечи под тяжестью горя. — Она ласково обняла его. — Вот и все, что я могу сделать, чтобы помочь тебе. Конечно, я знаю, это не идет ни в какое сравнение с глубиной твоих страданий.

— Нет, нет, — возразил Цунь Три Клятвы. — Твоя поддержка неоценима для меня.

Он испытывал бесконечную благодарность к этой совсем еще юной женщине, дарившей ему столько тепла. Тепла, смягчавшего боль от раны, кровоточившей в его душе. Ему и в голову не могло прийти задуматься над тем, что она делает здесь, где ей запрещено было находиться.

Еще крепче прижавшись к нему, Неон Чоу открыла глаза. На маленьком столике, представлявшем собой широкую доску, подвешенную на двух медных цепях, лежал развернутый лист бумаги. Приглядевшись к почерку, Неон Чоу узнала руку Цзяна.

— Что еще утешит тебя? Кто еще обнимет тебя так нежно, отдаст всю свою любовь теперь, когда вокруг тебя беспросветный мрак? — шептала она, жадно впиваясь взглядом в текст послания Джейка.