Эрик Ластбадер - Шань

— Ладно, — смягчаясь, согласился сэр Байрон. Он сидел — впрочем, и стоя он сохранял ту же осанку, — выпрямившись, словно аршин проглотил. Полковник в отставке, он демонстрировал безупречную армейскую выправку.

— Прежде чем вы и я возьмемся за это дело, мне бы хотелось прояснить кое-какие вопросы. Блустоун недоуменно пожал плечами.

— У вас было более чем достаточно времени на яхте.

Байрон окинул его холодным, оценивающим взглядом.

— Я не хотел говорить в присутствии узкоглазых. Пусть это останется только между нами.

И Белоглазым Гао, — добавил про себя Блустоун, — которого ты считаешь частью мебели.

— Я хочу знать, насколько опасна наша затея на самом деле.

— Риск, — без малейшего промедления отозвался Блустоун, — действительно велик. Я не стану этого отрицать. — Он знал, что любое иное заявление заставило бы сэра Байрона немедленно подняться, выйти за дверь и поставить крест на своем участии в операции. — Нам противостоят умные тай-пэни . Однако я верю, что их силы уже идут на убыль. Ши Чжилинь мертв. Его сын... его сын исчез.

— Как это исчез?

— Где бы он ни был, можно сказать наверняка одно: его нет в Гонконге. Кто же в таком случае окажется у руля “Общеазиатской”? Сойер? Он уже дряхлый старик или близок к тому. Цунь Три Клятвы? Он знает толк в морских дедах — там ему нет равных. На суше же он предпочитает уповать на других.

Сейчас они испытывают острую нехватку денег. У нас появился шанс замахнуться на Камсанг. Если разработки по опреснению воды попадут к нам в руки, весь Гонконг окажется в нашей власти. Думаю, нет смысла убеждать вас в том, что в Гонконге вода является страшным дефицитом. Овладев Камсангом, мы тем самым станем у вентиля и сможем по сути начать диктовать цену на воду.

В наступившей паузе сэр Байрон переваривал все только что услышанное. Наконец он кивнул.

— Я удовлетворен, — промолвил он, — и передам свои рекомендации другим.

— Отлично, — Блустоун поднялся, поскольку было очевидно, что тема разговора исчерпана.

Тай-пэни пожали друг другу руки, и Нолин-Келли вышел из комнаты. Когда дверь за ним затворилась, Блустоун повернулся к Белоглазому Гао.

— Как ты полагаешь, он поверил мне?

— О Будда, конечно. Потому что именно в это ему и хотелось поверить. То же самое касается и остальных. В их собственных интересах поверить вам. Откуда им знать, что мы стремимся овладеть Камсангом ради чего-то большего, чем какое-то опреснение воды. — Белоглазый Гао фыркнул, — Стоит лишь заглянуть ему в глаза, чтобы убедиться, что он уже ослеплен мечтой о том, как вы выложите ему на блюдечке деньги и власть.

Блустоун, усевшись в кресло, развернул его так, что ваза оказалась перед его глазами.

— Интересно, — пробормотал он, — что сказал бы наш добрый друг сэр Байрон, если бы узнал, что своими капиталами оказывает финансовую поддержку укреплению позиций Советского Союза в Гонконге?

С серого неба над Москвой вместо снега сыпал мелкий дождь. Впрочем, это вносило в жизнь советской столицы хоть какое-то разнообразие, а заодно означало приближение конца опостылевшей зимы. Даниэла Воркута и Михаил Карелин сидели в планетарии, куда приехали вместе с делегацией высокопоставленных гостей из-за рубежа. Во время сеанса у них возникло ощущение, что они частички космической пыли, плывущей в безвоздушном пространстве. Расстояние, отделявшее их от голубой планеты, сонно ползущей по своей орбите вокруг Солнца, было настолько велико, что на нем не чувствовалось ни напряжения, ни боли, ни тревог — вечных спутников жизни на земле. Вечному и бесконечному космосу неизвестно, что такое беспокойство.

Спустившись, однако, на грешную землю, Даниэла вспомнила про не дававшего ей покоя ни днем, ни ночью Малюту. Время, отпущенное им ей, подходило к концу. Она предпринимала отчаянные усилия, делая за его спиной все возможное и невозможное. Больше всего Даниэлу страшила мысль, что он пронюхает об операции с участием Блустоуна и возьмет ее под свой контроль. Теперь, узнав наконец подлинный размах йуань-хуаня, она поняла, почему Ши Чжилинь шел на все, стараясь утаить от нее масштабы своей деятельности.

Митра, он же Блустоун, сумел-таки пробиться сквозь, казалось, непроницаемую завесу. Больше не оставалось сомнений: между группами в Пекине и Гонконге существует такая связь. Сама мысль о размерах политического и экономического колосса, созданного трудами чуть ли не одной пары рук, поражала воображение. Теперь Даниэла отчетливо сознавала, что мало просто внедриться в йуань-хуань. Ей следовало либо установить над ним полный контроль, либо уничтожить.