Эрик Ластбадер - Белый ниндзя

Затем в руках Сендзина оказалась простая с виду палка длиной в два фута. Конечно, палка была далеко не простая. Взяв ее двумя руками, он вытянул ее, как телескоп. И тотчас же из ее конца вылезли птичьи когти. Очень хитроумное приспособление для лазания.

Прикрепив конец веревки к этим «когтям», он просунул их под провод сигнализации и зацепился за выступ вентиляционной трубы. Затем, держа в руках веревку, он лег на спину и начал ползти по гудронному покрытию, перехватываясь руками. Скоро его голова и плечи прошли под проводом. Но тут он замер, заметив, что грудь его выше уровня провода. Тогда он выдохнул из груди весь воздух, так, что она сплющилась, и свободно пролез под проволокой.

Так Сендзин тащил себя на спине, перехватываясь руками за веревку, пока не почувствовал уверенность, что ушел достаточно далеко из зоны действия электрических глазков. Затем он поднялся на колени, свернул «когти», отцепив их от вентиляционной трубы, смотал веревку, спрятал ее в карман. Потом приблизился к застекленному люку и внимательно его осмотрел.

Естественно, и здесь была сигнализация. К стеклу была приклеена коробочка. Любое прикосновение к нему с большим усилием, нежели можно ожидать от лап опустившегося на стекло голубя, включает сигнал тревоги.

Механизм был весь на виду. Это плохо. Сендзин не был склонен оценивать подобное устройство по внешнему виду, особенно после того, как обнаружил столько хитроумных приспособлений, затрудняющих проникновение на крышу. Интересно, какой механизм прячется в тени, где ничего не видно сверху? Он оставил этот вопрос на время, занявшись обезвреживанием того жучка, что сидел на виду. Первым делом он обрызгал его из крошечного пульверизатора, заряженного фреоном, затем быстро покрыл сверху быстро твердеющей пеной. Осторожно подрезал проводки со всех четырех сторон. Пока все было тихо, как в могиле. Только снизу доносились звуки большого города: сирена скорой помощи, редкие автомобильные гудки, визг шин при резком торможении. Как облако, он парил над землей, где нечем дышать от людской скученности. Вот только облака не бывают так опасны.

Сендзин вскарабкался на застекленный люк, распластавшись на нем, подобно морской звезде. Руками, глазами и даже ушами он искал слабое место в люке, сквозь которое можно проникнуть внутрь. Скоро он нашел такое: прямо посередине.

Он достал тонкое, длинное лезвие, вставил его в середину стыков рамы. Сухое дерево подалось, и он стал водить лезвием туда-сюда по шву. Дерево треснуло, и Сендзин откатился в сторону. Теперь надо было сделать то же самое с другой стороны рамы. Здесь дерево было попрочнее, но он справился с ним. Раму уже давно надо было заменить.

Теперь Сендзин смог проскользнуть внутрь, подняв раму ровно настолько, чтобы можно было пролезть. Он уцепился «когтями» за край люка и начал опускаться вниз, держась за телескопическую ручку. Уже покидая люк, он остановился в нижней его части, заметив там теплочувствительный датчик. Всякое теплокровное существо, пролезавшее мимо, заставит его сработать. Заморозка фреонового аэрозоля даст аналогичный результат. Он вытянул из кармана металлическую ленту и закрыл ею датчик. Теперь можно спокойно спускаться: датчик не зарегистрирует тепла его тела.

Спрыгнув на пол, он оказался в редко посещаемой мансарде. Когда этот дом был фабрикой, здесь стояли машины. Теперь место использовалось как склад.

Скоро Сендзин нашел дверь, за которой начиналась лестница, ведущая вниз. Он прислушался у закрытой двери: ни звука. Чуть-чуть приоткрыв ее, опять прислушался. Затем выглянул. Открыв дверь ровно настолько, чтобы просочиться, он покинул мансарду. Теперь он был внутри вражеской крепости. И гораздо ближе к Жюстине, чем до начала операции.

— Не пойму, почему я разрешил тебе притащить меня сюда, — сказал Нанги.

Сидя на скамейке в соборе св. Терезы, они слышали, как снаружи грохотал гром и по каньонам Токио неслись машины.

— Я давно ничего не чувствую, приходя сюда. Ничего не чувствую.

Дождь стучал по цветным витражам так, что казалось, будто Матерь Божья в центре картины дрожит от страха в предчувствии трагической судьбы, ожидающей сына.

— Тсс, — прошептала Уми. — Мы мешаем службе.

— Какое мне дело до службы? — ответил Нанги. — Я здесь чужой, вроде как сирота в божьем доме.

— Ты не сирота, — возразила Уми, прижимаясь к нему своим теплым боком. — Ты просто слепец.

— Что ты можешь знать о Боге, изучая мифы? Мифы — это нечто другое, обитель языческих богов.