Эрик Ластбадер - Вторая кожа

Официантки начали убирать тарелочки из-под салата, а Мик широко развел руки, как бы пытаясь обнять всю комнату.

— Надеюсь, вам понравилась эта закуска императоров. А сейчас, в перерыве между переменами, мне хочется спросить каждого из вас, к какому из двух лагерей он примкнет. — И Мик почтительно поклонился седому человеку, сидящему слева. Он возглавлял известную фирму, которая специализировалась на торговле электроникой. — Может быть, мы сможем начать с вас, Асада-сан?

— Мне ответ кажется совершенно ясным, — сказал Асада. — Сразу после войны, по нашему общему молчаливому согласию, мы создали Либерально-демократическую партию. Она правила безо всякой альтернативы и до недавнего времени полностью контролировала политику и экономику нашей страны. Без ЛДП и тщательно подобранных ею премьер-министров Япония не достигла бы того, что назвали «великим экономическим чудом», которое побежденную страну, находящуюся на грани обвальной инфляции и безработицы, превратило в экономического колосса. — Он кивнул. — Да, временами методы, которыми пользовалась ЛДП, чтобы обеспечить контроль над страной, были безжалостными — по некоторым стандартам даже жестокими. Но все мы должны согласиться с тем, что это было необходимо и делалось в интересах Японии. Факты говорят сами за себя. Поэтому я бы сказал, что в данном случае цель действительно оправдала средства.

Один за одним сидящие за столом люди почти одинаково отвечали на поставленный вопрос.

Когда они закончили, Мик сказал:

— Я поздравляю вас всех — вы понимаете природу истинного величия.

— Но что это дает? — спросил Асада. — Так было в прошлом, а все мы понимаем, что прошлого не вернуть. ЛДП отстранили от власти, и мы остались с правящей коалицией, настолько слабой и раздираемой противоречиями, что каждые шесть месяцев имеем нового премьер-министра. Кто в этом зале сможет сказать, куда приведет эта политика постоянного компромисса? Никуда. Ах, если бы мы могли вернуть старое!

Мик наклонился вперед, в его глазах зажегся фанатичный огонек.

— Вы не правы, мои друг, — сказал он. — Вспомните еще раз разговор между двумя пожилыми мужчинами в парке. Первый живет в прошлом. Для него хорошо то, что прошло. Может быть, и для вас тоже. И, напротив, старик, который оправдывает человека, воскликнувшего: «Моя страна превыше всего!», живет в будущем. Но вот что я вам скажу, джентльмены: ни у того, ни у другого нет настоящего, и поэтому они обречены остаться на обочине магистрального исторического процесса.

Леонфорте немного помолчал, словно наслаждаясь повисшим в воздухе напряженным ожиданием, и заговорил снова:

— То же самое ожидает и вас, если не проникнетесь верой в то, что вам необходимо изменить свои взгляды на жизнь и на мир. Если не объединитесь со мной в моем наиболее смелом — и доходном — начинании!

Мик опять широко развел руки, но теперь этот жест производил впечатление, будто он хочет заключить всех в свои объятия. Дверь на кухню открылась, и вошли официантки, возглавляемые Хоннико. Оратор прекратил пророчествовать и сказал более спокойным тоном:

— Джентльмены, я пока что остановлюсь на этом, весьма важном пункте, чтобы дать вам насладиться главным блюдом нашего меню. Приятного аппетита!

Разлили по бокалам новую перемену вин — на этот раз это было густое, темно-красное Петрус урожая 1960 года. Затем принесли главное блюдо — тушеное мясо темного цвета с острым ароматическим уксусом и луком соте. Гарниром служили, разумеется, японский рис и тонкие стебли молодой спаржи.

Мик высоко поднял свой бокал, произнес тост за здоровье гостей и заговорил снова:

— Посмотрите на массы, этих рабов телевидения, радио и газет. И взгляните на себя — людей, обладающих таким умом и силой воли, которые возвышают вас над всеми остальными. Вы не являетесь ничьими рабами. — Леонфорте вещал, как баптистский священник или экзальтированный телевизионный проповедник, который старается загипнотизировать своих слушателей: — Вы — суперэлита. — Он, подобно политическому демагогу, играл на потаенных свойствах человеческого характера, которые не зависят от расы, происхождения или религии, а прячутся где-то в глубине души каждого, свернувшись, как змеи, готовые в любой момент выползти наружу.

— Терпимость к культурному и философскому разнообразию, характерная для политических систем стран вроде Соединенных Штатов, является идеальной средой для возникновения такой суперэлиты, — продолжил он. — В атмосфере открытости и созидания каждый человек может стать сильнее и богаче, чем при деспотическом режиме. Предвзятые мнения — проклятие политически лояльного индивидуума — могут остановить развитие суперэлиты в зародыше. Университеты, готовящие ее потенциальные кадры, сейчас платят огромные гонорары проповедникам терпимости и свободы слова, противникам расовой ненависти. Именно в такой атмосфере суперэлита развивается особенно бурно. — Но кого я называю суперэлитой? Тех людей, кому суждено править массами... — Леонфорте вытянул руку и театральным жестом начал указывать поочередно на каждого сидящего за столом. — Вас, Асада-сан... вас, Моримото-сан... вас... и вас... и вас.