Эрик Ластбадер - Глаза Ангела

— Все равно, я буду вам благодарен, если вы ответите на мой вопрос еще раз, — сказал Марс.

— Еще один раз, и не последний, да?

Двое мужчин молча уставились друг на друга, и Марс подумал: «А ведь это поединок умов. Я не должен допустить, чтобы победа осталась за ним. Мне нужно выиграть бой».

— Мы уже выходили с орбиты Земли к орбите Марса, — начал рассказывать Виктор, — и все шло прекрасно. Работа ладилась. Кстати, наши руководители были совершенно правы, когда сократили команду корабля с десяти человек до двух. Итак, мы сошли с орбиты Земли и взяли направление на Марс, уходя от гравитационного поля Луны. Вблизи этот земной спутник выглядит потрясающе, сказочно. Ей-богу, когда мы пролетали мимо, я, словно ребенок, не мог оторвать глаз от иллюминатора. В детстве я смотрел в далекое зимнее небо и спрашивал себя: что находится там, далеко от Земли? Теперь я знаю и содрогаюсь от ужаса. Человеку трудно воспринять такую красоту, это выше его сил. Итак, наш корабль прокладывал путь сквозь глубины космоса, уходя все дальше и дальше от родной планеты. Мы спали как убитые, утомленные однообразием нашей жизни. В центре управления полетом известно, сколько времени мы спали, когда просыпались. Я, между прочим, не видел ни единого сна во время полета, хотя приборы и показывают обратное. Медицинские данные против меня, они зафиксировали, что я видел сны. Врачи говорят, что, проснувшись, я забывал их. Но я повторяю вам — я не видел ни единого сна. Я всегда помнил свои сны, еще с детства. Мне кажется, что в полете сновидения оставили меня потому, что жизнь моя стала похожа на сон. Психиатры говорят, что я чересчур много внимания уделяю снам, для меня сны стали идеей фикс, а я говорю вам, во время полета я не видел снов, и это имеет большое значение. Врачи, наверное, считают, что я лгу им или заблуждаюсь насчет этого, и котят докопаться до истины. Иначе я не был бы здесь и не разговаривал бы с вами. Жалкие людишки ненавидят все непонятное и готовы взорвать и небо, и Землю, лишь бы получить ответ на свои вопросы, избавиться от загадок и тайн, которыми полно мироздание.

Неожиданно космонавт начал смеяться, и смех его становился все громче и громче, пока не превратился в оглушительный хохот, который так же внезапно прервался, как и начался. Утирая слезы и задыхаясь, Виктор сказал.

— Теперь мне многое кажется смешным. Я приобрел чувство юмора, которым раньше не обладал. Я стал таким после того, как посмотрел в глаза смерти.

— Расскажите, как погиб Грег.

— Я же просил: никаких имен! — взорвался вдруг Виктор. — Черт вас возьми, сколько можно говорить! Сукин сын, как ты мне надоел, будь ты проклят!

— Извините, я забыл. Скажите, какое имя дать вашему погибшему другу? Предложите что-нибудь. Вы слышите меня, Одиссей?

— Менелай, — ответил Виктор, не повернув головы.

— Прекрасно. Так как погиб Менелай?

— Бедный мой товарищ, — горько сказал космонавт. — Мы оба надели скафандры и собрались выйти в открытый космос. Он вышел первым, а я еще оставался на корабле. Скафандры у нас были отличные, самая последняя модель. — Он помолчал. — Думаю, мы столкнулись с метеоритной бурей, только, вообще-то говоря, это были не метеориты, а что-то похожее на них, и крохотного размера. Может быть, какие-нибудь мини-метеориты? Я внезапно услышал глухой звук, словно в корабль снаружи что-то бросили. Затем я услышал голос Менелая и сразу почувствовал неладное. Моментально надел шлем и выбрался наружу. То, что я увидел... Шлем моего товарища был весь искорежен, вокруг была кромешная тьма, и только вдали, среди звезд, сиял тот необыкновенный свет. То не было сияние звезд, нет, звезды светят по-другому. Не обыкновенный свет приблизился, и я мог рассмотреть как следует, что случилось со скафандром моего товарища. Передняя часть шлема была вся изрешечена мелким осколками или не знаю чем, может, эта буря пришла из другой галактики? Воздух из скафандра весь вышел, видимо, как раз тогда, когда я выбирался из корабля. Выход воздуха из скафандра создал центробежную силу, и тело моего друга крутилось и крутилось вокруг троса, которым скафандр прикреплялся к обшивке корабля. Глаза мертвеца — я знал, что мой друг умер, и я уже не мог его спасти, — смотрели прямо перед собой, а рот улыбался... Жуткой, страшной улыбкой, словно насмехаясь над смертью, над ранами, изменившими его до неузнаваемости. Я остановил вращение тела, принес труп в корабль. Там я еще раз внимательно вгляделся в мертвое лицо и заметил, что глаза мертвеца какие-то странные. Сначала я подумал, что в них попала космическая пыль, но потом отказался от этой мысли.