Эрик Ластбадер - Черное сердце

Трейси уселся на краешек обитого выцветшим коричневым вельветом стула.

— Пап? — обратился он, стараясь поймать взгляд отца.

— Мне скоро придется ложиться в больницу, — сказал старик тихо, словно разговаривал сам с собой. — Переливание крови... Только я знаю, зачем им на самом деле надо, чтобы я лег, — он вздохнул. И вздох этот прозвучал как предсмертный хрип. — Теперь это лишь вопрос времени... Да это уже давно всего лишь вопрос времени, с тех пор, как умерла твоя мать. С тех пор я думал только о том, что сделал с нею.

— Папа, это была не твоя вина, — Трейси был поражен.

— О нет, — ответил Луис Ричтер. — Моя. Я сидел за рулем. В тот день шел сильный дождь, на дорогу лег туман, и машины выныривали из него словно призраки. Я не видел этого трейлера, пока он не врезался в нас и нас не начало крутить. Я пытался вырулить, но это было невозможно. И тогда твоя мать закричала, — пламя зажигалки появлялось и гасло, словно какой-то непонятный сигнал. — И когда я просыпаюсь в три часа ночи, а я всегда просыпаюсь в три, я слышу этот ее крик. Я слышу его в сиренах полицейских и пожарных машин, в каждом вопле города.

Он наконец взглянул на Трейси:

— Я кое-что скажу тебе, Трейс. Я долгое время думал о том, что вот доберусь до этой сволочи, водителя грузовика, и сам сверну ему шею. Он шел со скоростью семьдесят миль в час. В такой туман, представляешь, семьдесят! И вся его чертова машина была облеплена наклейками, призывающими к безопасной езде! — Теперь на глазах его появились слезы. — Ты же помнишь, я тогда сразу после этого уехал на Корфу, — Трейси кивнул. — Потому что если б я еще на день здесь остался, я бы снес этому сукиному сыну башку, — он попытался улыбнуться. — Только представь: вся моя подготовка была уничтожена одним актом мести. И я не мог это сделать, Трейс, ты понимаешь? — Он так сильно сжал в кулаке зажигалку, что даже пальцы побелели. — Я так хотел... Хотел сделать что-нибудь, чтобы заслужить прощение за то, что я сделал, или не сделал, — голос его дрогнул.

— Но, папа, — Трейси коснулся руки отца, — ты сделал все, что мог.

Луис ухватился за сильную руку сына.

— Да, — прошептал он. — Все. — Я слишком дисциплинированный человек... И я думал о твоей матери. Там, на Корфу, я понял, что хотел мстить за себя, потому что твоя мать ненавидела насилие. Ты знаешь, я всегда верил в то, что мы с ней едины, — его колотила дрожь, и Трейси сел рядом с отцом, обнял его за плечи. — Вот почему мне сейчас так тяжело.

Отчаяние, прозвучавшее в голосе отца, потрясло Трейси, он начал тихонько гладить худую старческую спину.

— Я здесь, папа, — нежно произнес он, — я с тобой.

Через некоторое время Луис Ричтер выпрямился — он уже овладел собой.

— Этот «клоп», — сказал он, — это очень важно?

— Я думаю, что тот, кто его установил, и убил Джона Холм-грена. Джон был моим другом, — Трейси сделал ударение на последнем слове. — Я не собираюсь это так оставлять. Я найду того, кто его убил.

— И тогда? — Луис Ричтер склонил голову набок. — Трейси, ты говоришь совсем так, как я тогда... Снова война?

— Та война была вызвана необходимостью. И эта тоже.

— Убийство как необходимость? — старик покачал головой. — И это говоришь мне ты? Смешно... — Луис Ричтер прикрыл глаза рукой и откинулся на спинку дивана. — Я стар, Трейси, земля притягивает меня к себе, и скоро я в нее погружусь.

— Но ты же не хочешь умирать, папа. Это неправда.

— Умирать? Нет, — Луис Ричтер улыбнулся. — Но наступает в жизни такой период, когда все меняется. Ты приближаешься к чему-то — он пожал плечами, — я не знаю, к чему именно. Но к чему-то иному, — Трейси смотрел, как жалко пульсировали голубые жилки на истончившихся руках отца. — К Богу, может быть. Ну, не в религиозном смысле. Ты же знаешь, я никогда не был верующим. Но порою мне кажется, что существует какая-то жизненная сила... центр всего, — он пожал плечами. — И это ощущение, наверное, изменило меня. Я теперь уже совсем не тот человек, который делал для Фонда все эти миниатюрные взрывные устройства.

— Но я-то еще такого не чувствую!

Старик взял руку Трейси в свои и осторожно погладил:

— Трейс, я теперь понял, чего ждал от тебя всю жизнь. Если Господь есть и сделал нас по своему образу и подобию, то я хотел, чтобы ты стал моим образом и подобием. Я видел в тебе свое бессмертие, — он помахал рукой. — Да, я знаю, все отцы думают так же. Но только я хотел, чтобы ты в точности повторил меня. Я хотел, чтобы ты думал, поступал так же, как я. И когда ты поступал не так, как я от тебя ждал, я, по-твоему, начинал винить тебя за это. Это было несправедливо по отношению к тебе. Я старался прожить свою жизнь по справедливости, как я ее себе представлял, — он помолчал, глядя в глаза сыну. — Но, видно, представления о справедливости у меня были неполные.