Эрик Ластбадер - Черный клинок

Еще раз увидел он неясно вырисовывающуюся фигуру японца.

Фрэнкен почувствовал огромное давление, а затем провалился в темноту, услышав громыхание. Он успел подумать, что это надвигается черная буря, какие ему доводилось видеть в детстве, когда он жил в Галвестоне, на берегу Мексиканского залива. Там частенько случались такие штормы, сопровождавшиеся ливневым дождем и пронизывающим до костей ветром.

Потом по нему проехало первое колесо, разрезав пополам. Тело его вздрогнуло и подпрыгнуло, но сразу же по нему прокатилось второе колесо, затем - третье. Кровавое месиво оторвалось на мгновение от земли, а затем шлепнулось на рельсы, и его опять резали и кромсали стальные колеса, блестящие и сверкающие, как неумолимая коса в руках Смерти.

- Он уже идет, - сказал Сума чернокожему мужчине. - Ты приготовился к смерти?

Хейс Уолкер Джонсон ничего не ответил. Он лежал распростертый на обеденном столе в собственной кухне, совершенно голый, только пах его прикрывал лоскут от боксерских трусов фирмы "Калвин Клейн". Он понимал, что представляет собой ужасно жалкое зрелище в глазах этих незнакомцев, внезапно появившихся у него дома. Он почувствовал, как с него градом катился пот.

Грудь и ноги комиссара были привязаны к ножкам стола, и в этом беспомощном состоянии он молил лишь об одном - как бы прикрыть свою наготу. Такая мысль в его положении могла показаться нелепой, а впрочем, нет, совсем не нелепой, учитывая, что напротив, позади скользких глазированных плиток, сидела его жена, привязанная к дверце встроенного холодильника. Голова у нее была слегка приподнята, рот открыт. Она потеряла столько крови, что даже Уолкер Джонсон не мог назвать ее красивой. Зрелище это разрывало ему сердце на части не только потому, что посягнули на то, что всегда принадлежало ему лично, но и потому, что осквернили памятные воспоминания, священные для него.

- Мистер Камивара - гость особый, - произнес Сума, показывая на мускулистого японца, стоящего рядом с ним. - Ему очень нравятся комиссары.

Хейс Уолкер Джонсон повернул голову.

- А что еще нравится мистеру Камиваре? - спросил он, потому что по собственному опыту знал, что в угрожающих ситуациях самое главное - потянуть время. Появляется больше шансов выкрутиться из создавшегося положения. О других делах он и думать не хотел: если они не назвались своими настоящими именами, стало быть, они решительно настроились убить его.

- Да все. Все без исключения, - ответил Камивара угрожающим тоном и прикоснулся к ягодицам Джонсона. - Но вообще-то я предпочитаю наркотики вперемежку с сексом.

- Да, без наркотиков он не обходится, - подтвердил Сума. - Он ими просто накачивается.

- До тех пор, пока он еще жив, - заметил Камивара, оборачиваясь к Суме.

- Он идет сюда, - напомнил Сума. - Я тебе уже говорил.

Джонсон, не желая даже думать о тех ужасах, которые могут угрожать его жене, старался говорить побольше и поэтому попросил:

- Не могли бы вы сделать мне одно одолжение? Я имею в виду наркотики.

- И это просит комиссар полиции! - рассмеялся Сума.

Камивара лишь неопределенно пожал плечами и ответил:

- Мы здесь все друзья.

Джонсону от этих слов захотелось двинуть ему в морду. Камивара повернулся к нему, и Джонсон поразился, увидя, насколько обычным оказалось его лицо.

- Не откажешься ли отведать наркотик под названием "аконита"? - спросил Камивара.

- А это не отрава? - поморщился Джонсон.

- Да-да, конечно, отрава. Может успокаивать, но может и возбуждать, - ответил Камивара, приглядываясь к паху Джонсона. - Зависит от того, сколько ее принять и с чем смешать. Все зависит от вкуса. - Губы его шевельнулись, изобразив подобие улыбки.

В этот момент Камивара отвел взгляд от Джонсона. Тот почувствовал, будто нырнул в ледяную воду, да еще глубже - под лед: кровь застыла у него в жилах, сердце забилось медленнее, нервные клетки парализовались. Испугавшись, он попытался повернуться и посмотреть, в чем дело, но не смог - что-то мешало ему двигаться. Он хотел осмыслить происходящее, но на том его побуждение и кончилось, превратившись в некое бесконечное раздумье, застывшее у него в мозгу.

Биение сердца при этом резко замедлилось, и в нем возникла боль. Взглянув в глаза Камиваре, Джонсон увидел в них странный свет, пару крыльев или полумесяцев, мелькнувших язычками зеленого пламени вблизи радужной оболочки его глаз.

Камивара словно насмехался над Джонсоном, посвящая его в какую-то страшную, одному ему известную тайну.