Барбара Вайн - Сто шесть ступенек в никуда

«Это пройдет, — подумала я, — это должно пройти, это всего лишь „заскок“, временное помешательство, которое вскоре пройдет, превратится в печальные воспоминания: „Помнишь того красивого мужчину, который однажды приходил сюда и был так мил? Я безумно в него влюбилась на целую неделю…“»

Но Козетта не оставила шанса такому развитию событий. Не собиралась отпускать Марка. Белл она справедливо считала несерьезной, ненадежной, склонной «пропадать», и не рассчитывала, что та снова приведет свой «экспонат». Кроме того, Козетта понимала несостоятельность туманного приглашения заглянуть «как-нибудь еще» или «когда будете в наших краях». Марка следовало позвать по какому-то конкретному поводу, и этот повод представился. Вечеринка — она устроит вечеринку. Но в честь чего? По случаю дня рождения Белл, которой исполнялось тридцать. Разумеется, Козетта считала, что это юный возраст, но я сомневаюсь, что Белл разделяла ее точку зрения. Лично меня вряд ли обрадовало бы публичное объявление о переходе этого рубежа.

«Будь мне снова тридцать, я бы стала распутницей и уводила чужих мужей».

Я вспомнила эти слова. Я вспомнила их, когда Козетта пригласила Марка на день рождения Белл — естественно, вместе с Фей и Пердитой. Ее лицо по-прежнему сияло. Как та девочка в Болонье, она не прятала свою радость, словно раньше никогда не видела мужчин, не была замужем, не имела двух или трех любовников, а всю молодость спала в дремучем лесу или прозябала в монастыре и потом, подобно Миранде, воскликнула: «И как хорош тот новый мир, где есть такие люди!» [54] У. Шекспир. Буря. — Пер. М. Донского.

Той ночью, лежа в постели рядом с Белл, я сказала ей:

— Козетта влюбится в Марка.

— Уже влюбилась.

— Ты видела? — спросила я.

— А ты разве нет? Конечно, видела.

— Хорошо бы как-то ее остановить.

— Почему? Зачем? Из-за того, что ты за нее боишься? Марк другой, он не похож на того ублюдка Айвора. Марк не обманывает женщин.

— Я имею в виду, что он не сможет ответить ей, не будет испытывать к ней те же чувства, что она к нему.

— Марк будет к ней добр. Это совсем другое дело — ты увидишь. Он будет очень добр.

— Я бы предпочла не давать ему такого шанса.

— Правда? Козетта с тобой не согласится. — Белл отвернулась и отодвинулась от меня. — А теперь я буду спать. Спокойной ночи.

Этим утром мы с Белл вместе пошли в магазин, в супермаркет, где я покупаю корм для котов. Пока мы стояли в очереди в кассу, я показала ей картинки в блестящих позолоченных рамках, где предлагались товары со скидкой, по 9,95 фунта. На одной картинке был изображен любимый объект Сайласа Сэнджера, пересекающее лесную поляну животное, только здесь это был ретривер в залитой солнцем роще, а Сайлас предпочитал джунгли и хищника с окровавленными клыками.

Белл тоже о нем подумала.

— Сайлас обычно возбуждался, когда видел такие вещи, — сказала она. — Они непристойны, и меня от них тошнит.

— Эти взгляды тебе привили в Лестерском колледже искусств, да? — Я понимала, что не должна отпускать язвительные замечания каждый раз, когда мы приближались к тем эпизодам из прошлой жизни, где она мне лгала, но я ничего не могла с собой поделать. Как бы то ни было, мне следует сдерживаться. Но Белл, похоже, все равно — словно она считает, что я имею право немного поквитаться с ней, и, наверное, такое право у меня действительно есть.

— Ты же знаешь, я никогда там не училась. Просто удивительно, как ты поверила в такую чушь.

— Может, тебя это удивляет, но люди обычно верят тому, что им говорят.

Ее сухой смех был похож на потрескивание лучинок в пламени камина.

Мы заплатили за кошачий корм, вынесли пакеты на улицу и стали ждать такси. В конце концов Белл не справилась с той работой в магазине на Уэстборн-Гроув и переселилась ко мне; теперь она живет у меня. Разумеется, это не было сказано вслух, уж точно не в таких выражениях, и, кроме того, за комнату под железнодорожным мостом по-прежнему вносится арендная плата. Белл сказала, что побудет со мной, но я знала: речь идет о том, чтобы остаться. Ирония ситуации меня очень забавляла, поскольку я вспомнила, как страстно я когда-то желала, чтобы Белл жила со мной, чтобы она хотела жить со мной сильнее, чем я с ней. Но такое положение дел представлялось просто немыслимым, невероятным.

Честно говоря, теперь я этого совсем не хочу. Не хочу, чтобы Белл стала не временным, а постоянным гостем в моем доме. Я слишком устала от нее, от ее прошлого, от того, что она совершила. Я «зациклилась». Но разве могло быть иначе? Все это нервировало меня, вызывало стресс, который всегда выливается — вы уже догадались, правда? — в нервный тик, когда непроизвольно дергаются мышцы. И чем больше я беспокоюсь, тем сильнее тик. Это еще не начало болезни Хантингтона, но мне это не нравится, и я переживаю, потому что еще слишком молода.