Барбара Вайн - Сто шесть ступенек в никуда

— Когда он ее сочинил, тот парень, от которого ты без ума?

— В 1901-м, — наугад сказала я, ошибившись на год.

— Не понимаю, как девушка могла оказаться на картине, написанной, как ты сказала, в тысяча пятьсот каком-то году, если он придумал ее только в 1901-м.

Теперь Белл смотрела на «Крылья голубки», и если какой-то роман и мог отпугнуть того, кто не читал романов, а привык лишь перелистывать журналы и мельком проглядывать новости в газетах, то именно этот. Белл недоверчиво разглядывала страницы текста, почти не разбитые на абзацы и прерываемые диалогами, и на ее лице появилось выражение неподдельного ужаса, так что я, отступив назад, чтобы лучше ее видеть, не смогла удержаться от смеха.

— О чем тут написано? — спросила она. — Какая-то бессмыслица, будто на иностранном языке.

Сидя на полу по-турецки — Белл опустилась рядом со мной, не выпуская книги из рук и с недоверчивым видом переворачивая страницы, — я рассказала сюжет «Крыльев голубки». И больше ничего. Это была даже не первая книга, которую я ей пересказывала, потому что неделей раньше она пригласила меня в кино в «Электрик синема», где показывали «Скитальца», снятого по роману «Большой Мольн», и я тоже составила для нее что-то вроде резюме. Но Милли Тил осталась у нее в памяти — Милли Тил, Мертон Деншер и Кейт Крой, хотя я не помню, чтобы называла их имена. В этом не было необходимости — хватило сюжета, мелодраматической интриги, которую Джеймсу каким-то образом удается сделать не сенсационной, а тонкой и изящной, как сама жизнь. Думаю, во всем виноват портрет кисти Бронзино, девушка на котором похожа на Белл и на бедную, несчастную Милли.

— Отличная идея, — медленно, с восхищением произнесла Белл.

— Джеймс был умен. Самый умный из писателей.

— Он мог бы меня обмануть своей болтовней, — сказала она, верная себе.

Когда Марк впервые появился на Аркэнджел-плейс, в «Доме с лестницей» жили: Козетта, я, Тетушка, Гэри и Фей, Риммон со своим приятелем Филипино и, конечно, Белл. Осенью 1972-го она ненадолго возвращалась в Харлсден из-за каких-то проблем с матерью. Теперь я знаю — уже много лет знаю, — что у Белл не было овдовевшей матери в Харлсдене, а ее отец и мать жили вдвоем в Саутси, пытаясь по возможности забыть свой неудачный родительский опыт. Но тогда не знала. Я поверила Белл, когда та заявила, что ей нужно «домой», чтобы «решить проблему».

Склонная обманывать себя, я никогда не питала иллюзий относительно переменчивости любви. Сразу же чувствовала, когда страсть ослабевает. Первая крошечная трещина в безраздельном внимании возлюбленного, еще не отторжение, ничего конкретного, скорее сначала просто атмосфера рассеянности, неопределенности, а потом неизбежное болезненное прозрение, что именно тот, другой, всегда первым размыкает объятие, прерывает поцелуй, именно его смех перестает быть тягучим и заговорщическим, а в кончиках пальцев уже не сосредоточена вечность. Самообман начинается с моей способности убеждать себя — несмотря на все эти признаки, — что все временно, и это очередной этап отношений или просто ошибка.

Чувство Белл ко мне, которое — я до сих пор в этом уверена, несмотря на все, что случилось, — было таким же реальным, как и мое к ней, начало ослабевать. Она сделалась рассеянной, отдалилась от меня. Издали мою вторую книгу, на этот раз удостоившуюся внимания прессы; обо мне даже говорили как о претенденте на премию в области приключенческой литературы. Мне предложили контракт на издание книги в Америке, и я была занята всем этим, хотя не настолько, чтобы не замечать отсутствия Белл и того, что у нее появились какие-то дела, неизвестные мне. Что так отдаляло ее от «Дома с лестницей»? Где она была, когда время от времени звонила мне или Козетте, предупреждая, что придет поздно, поскольку ее «задержали». Белл ничего не делала — никогда. В этом смысле она походила на Козетту, впрочем, как и во многом другом. Но какое отношение все это имеет к Марку и ко мне?

У Белл не было ни профессии, ни увлечений, ни интересов. Только интерес к людям. Она любила разглядывать красивые вещи, в магазинах и на выставках — но не одежду, хотя прогулка по отделу тканей и прикосновение к самым роскошным образцам доставляли ей сильнейшее, почти чувственное наслаждение. Позже Марк рассказал мне, что иногда Белл ходила смотреть на драгоценные камни короны в Тауэре. Может, именно этим она занималась во время своих отлучек? Разглядывала людей и роскошные вещи на Бонд-стрит? Гладила дамасский шелк в «Либертиз»? [50] Большой лондонский универсальный магазин, преимущественно женской одежды и принадлежностей женского туалета одноименной фирмы. Прогуливалась по залам Музея Виктории и Альберта?