А. Й. Казински - Последний праведник

Нильс покачал головой. Миллион человек, вышедших на улицы Лондона, не смог в свое время повлиять на решение Тони Блэра ввести войска в Ирак. Каким образом сто тысяч антиглобалистов смогут понизить температуру земного шара?

— Ну что, работает?

Нильс следил за тем, как Ханна неумело нажимает на сенсорный экран навигатора.

— Не можете разобраться?

Ханна бросила на него оскорбленный взгляд.

— Нильс! В четыре года я умела решать квадратные уравнения. Когда мой учитель математики, увидев это, потащил меня в Институт Нильса Бора, мне намерили IQ в районе 150.

— Я просто спросил.

Они замолчали. Ханна смотрела на экран.

— Вот, теперь готово. 55.413. Сейчас немного южнее.

— Южнее?

— Даже юго-восточнее.

Машины стояли, не двигаясь, как на фотографии. Типично для Ягтвай. Когда-то по этой улице придворные выезжали из замка на охоту. Потом улицу открыли для плебса, и она сразу стала пользоваться огромной популярностью. Для столицы с, мягко говоря, случайной и хаотичной планировкой Ягтвай стала просто спасением: транспортная артерия из конца в конец города. От Нордхавна до Карлсберга. Нильс наблюдал движение на Ягтвай каждый день и искренне его ненавидел. Оно и здоровью вредит. Здесь повсюду самые современные технологии, здесь неустанно измеряют уровень загрязнения, причина которого — выхлопы всех этих бензиновых двигателей, против которых протестуют сейчас демонстранты. Вдохнуть полной грудью на этой улице так же вредно и опасно, как в Мехико. Находись Ягтвай в Японии, люди ходили бы по ней в белых масках. Но здесь не Токио и не Осака, это Копенгаген, где никто никогда не задумывался над тем, чем он дышит. Нильс достал сигарету.

— Можно я закурю в машине?

— Вы, по-моему, и без всякого разрешения определились с ответом.

— Ну, я могу ее выбросить, если нельзя.

— Да курите, я не возражаю. И дайте мне тоже сигарету, пожалуйста.

Нильс нажал на гудок.

— Такими темпами мы никуда не доберемся, — сказал он.

— Да уж.

Он крутанул руль, выворачивая на соседнюю полосу. Какой-то идиот в костюме, сидевший на рулем большого «БМВ», дернулся вперед, чтобы помешать Нильсу совершить маневр. Нильс прижал полицейское удостоверение к стеклу.

— Идиот!

— Разве здесь не одностороннее движение? — спросила Ханна, когда «БМВ» дала задний ход и Нильс вырвался на одну из перпендикулярных улиц.

— Вот, возьмите мой телефон.

— Зачем?

— Вы говорите, что есть два места, в которых может быть совершено следующее убийство.

— Здесь или в Венеции.

— Позвоните Томмасо. Как его там…

— Ди Барбара.

— Скажите ему, что… Нет, дайте ему координаты. Расскажите, что вы смогли рассчитать.

Ханна нехотя взяла протянутый ей телефон. Номер был уже набран, ей оставалось только ждать ответа.

— Там автоответчик.

— Оставьте сообщение.

— И что сказать?

Нильс раздраженно посмотрел на Ханну. Женщина, которая совсем недавно, в кафе, была силовым центром, которая, черт ее возьми, просто фонтанировала идеями и мыслями, расчетами и масштабами, превратилась сейчас в лепечущую неумеху. Этакая туристка в реальном мире, только и ждущая возможности вернуться домой, обратно в ту башню из теории и скорби, в которую она превратила свою дачу.

— Скажите, что вы рассчитали — в Венеции или в Копенгагене сегодня на закате солнца будет совершено убийство.

Ханна обратилась к автоответчику:

— Вon jour, Di Barbara. [95] Здравствуйте, Ди Барбара (фр. ).

Ее запинающийся французский как будто вторил тому, как Нильс вел машину по этой улице с односторонним движением: неуверенно и стесняясь. Нильс неуклюже увернулся от мусорного фургона, а проезжавший мимо велосипедист не преминул выразить ему свое возмущение, ударив кулаком по крыше машины. Ханна вздрогнула от неожиданности. Вечное копенгагенское противостояние, велосипедисты против автомобилистов. Причем человек без труда переходит из роли в роль.

— Скажите, что вы пришлете ему сообщение с цифрами широты и долготы, чтобы он мог найти точное место по навигатору.

Ханна снова завязла во французском языке.

Нильс прислушался. Несмотря на то что она иногда запиналась, ему казалось, что французский никогда не звучал так красиво, как в ее исполнении.

Венеция

Звук мотора, вспахивающего мутную воду, перекрывал звонки телефона. Томмасо несколько месяцев, с октября, ждал, когда его мотор «Ямаха» вернется из ремонта — и вот наконец-то он на месте, и можно наслаждаться его бесперебойным ревом, в котором нет никаких посторонних звуков: он просто работает. Солнце на мгновение осветило лагуну, как будто обещая наступление лучших времен. Томмасо взглянул на таксу, беспокойно лежащую на носу катера, на груде сырых снастей. Собака жила раньше у его матери, теперь они направлялись в специальный собачий приют.