Амели Нотомб - Синяя Борода

— Это у вас плоские мысли.

— Я думал, что счастье будет вечным. Эмелина была фаготисткой. Фагот никогда не услышишь без других инструментов. Женщины — это оркестр. Можно наслаждаться совместным звучанием очень долго. А потом однажды вдруг решаешь отделить одну исполнительницу. Вслушиваешься — и внезапно различаешь фаготистку, настолько прекраснее всех, что хочется слушать только ее музыку. Даже в симфонии слышишь теперь один лишь фагот. Вскоре скрипки, фортепьяно и голоса начинают звучать для тебя какофонией, и приходится просить фаготистку прийти, чтобы исполнять для тебя вечное соло на дому.

— И вот тут-то вам пришла в голову пагубная мысль о темной комнате?

— Вы упрощаете.

— Как бы то ни было, фотографии — это вздор. Я ни разу не видела, чтобы вы фотографировали.

— Я жду вдохновения.

— Вы вообще не похожи на фотографа. Я наблюдала за вами. Никогда вы не ловите кадр глазами, никогда не молчите перед приглянувшейся картиной. Наоборот, вы говорите, говорите без умолку. Пари держу, что вы в жизни не прикасались к фотоаппарату.

— Ловкая провокация, чтобы я показал вам мои снимки.

— Ни в чем-то вы не сомневаетесь. Я бы обложила налогом самодовольство.

— Да, мысль о темной комнате пришла мне в тот период. Это логично. Холостяку она не нужна. Необходимость возникает, когда готовишься разделить жизнь со своей любовью. Вы, насколько мне известно, никогда не любили, тем более у вас нет опыта совместного проживания в любви. Знайте же, не так это просто.

— Когда в шалаше тридцать комнат, как здесь, наверно, попроще будет, не правда ли?

— Все только сложнее. Где начинается ваша территория, где кончается чужая? У любви такая география, какая и не снилась военным картографам. Мне кажется, в однокомнатной квартирке угроза кризиса столь велика, что паре изначально приходится прилагать массу усилий: это вопрос жизни и смерти.

— С вами особенно это вопрос жизни и смерти. Вы доказали, что все зависит от характера, а не от жилой площади.

— Когда это случится с вами, сами увидите. Говорят, что любовь — это слияние. Под одной крышей так не всегда получается.

— Вы сами виноваты. Не реши вы по-глупому не выходить из дома, вам не было бы так тесно вдвоем.

— Мне нравится, как вы рассуждаете ех cathedra [8] Букв.: с кафедры; здесь: непререкаемо (лат). о том, о чем не имеете представления. Вы не думаете, что у каждого человека есть право на свою темную комнату?

— Меня возмущает, что из ваших уст это звучит как угроза.

— Всякое право предполагает кару в случае нарушения. Это так и не иначе.

— Кара должна быть соразмерна. В вашей системе наказание куда хуже преступления.

— Это не моя вина.

— Вот почему я не желаю вести с вами этот разговор. Кончится тем, что я поверю в генетику: ваше криводушие подлинно карфагенское. Если вина не ваша, то чья же?

— Той, что нарушает запрет.

— Ужасный ответ. Бесчеловечный.

— Аристократический ответ.

— Ваше поведение напомнило мне об одной истории. Случилось это в Бельгии несколько лет назад. Дети, играя, вытоптали кукурузное поле. Рассерженные фермеры, увидев это, обстреляли их из карабинов, тяжело ранив несколько малышей. В теленовостях журналист брал у них интервью: «Разве можно стрелять в детей?» И фермеры в один голос отвечали: «Нечего было ходить в кукурузу». В вашем поведении нет ничего аристократического, это логика быдла.

— Бельгийское телевидение начинает мне нравиться.

— Вы все время увиливаете, это невыносимо. Я пойду спать.

И Сатурнина ушла, не слыша, что бормотал ей вслед дон Элемирио:

— Это не я увиливаю, это вы уходите. И как вы можете сравнивать мои тайны с кукурузой? И все же сегодня вечером я одержал победу: ведь вы надели юбку. Хотя мы с вами наверняка вкладываем в это разный смысл.

Как люди влюбляются? Это самое таинственное явление на свете. Любовь с первого взгляда — наименее необъяснимый вариант этого чуда: если мы не любили раньше, то лишь потому, что не знали о существовании любимого.

А вот «удар молнии» замедленного действия — колоссальнейший вызов разуму. Дон Элемирио влюбился в Сатурнину, когда она восхитилась сочетанием желтого цвета с золотом. Можно понять раздражение молодой женщины: полюбить ее за это? Однако в том не было вины испанца. Пути любви неисповедимы.

Сатурнина вернулась в свою комнату и сняла юбку. Только теперь она обратила внимание на подкладку: дон Элемирио выбрал для нее желтую ткань, несравненно шелковистую. Она вспомнила свои слова о желтом с золотом, и, помимо ее воли, что-то внутри нее дало сбой.