Александр Гаррос - Чучхе

«…Лет пять назад была смешная история. Познакомился я — случайно фактически — с любопытным одним персонажем. Молодой (тридцатник) волк бизнеса. Очень большого бизнеса. Сырьевого. При этом — умный, никак не жлоб, наоборот, вполне интеллигентского вида и образа мыслей. В общении демократичен и обаятелен. И активно занимается благотворительностью.

Причем не показушной, для пиара и увиливания от выплаты налогов — нет, у его Великого Нефтяного Шефа имелась целая, понимаете ли, стратегия по поддержанию в этой стране всего талантливого и незаурядного. Поощрять независимый интеллект — дабы в перспективе сделать Россию цивилизованной, либеральной и свободомыслящей; что-то в этом роде… А мой неожиданный знакомец, Вадим, претворял, значит, оную стратегию в жизнь. Он у Шефа, как я мог догадаться, был вроде доверенного лица, куратора просветительских проектов.

Уж не знаю, чего меня этот Вадим выделил — но получился у нас с ним забавнейший разговор. Во мне он, кажется, видел как раз таки объект приложения усилий. Подозреваю, что я представлялся ему неким тропическим фруктом, ананасом, неведомо как произросшим посредь расейской тайги — и срочно нуждающимся в заботе: дабы не змэрз. Ты, говорит, так не похож на большинство своих сверстников: ты гораздо больше можешь и, главное, хочешь (пардон, цитата). Это, спрашивает, тебя скорее вдохновляет — или скорее парит? Ведь нелегко же, наверное, тебе с твоими амбициями в нашем общем болоте?..

Что я ему тогда ответил? Что я не выбирал — ни каким мне урождаться, ни где это делать. А соответственно, бесполезно это оценивать. Налицо исходные данные задачи — и чем сложнее тебе в имеющихся условиях остаться собой, тем большего ты стоишь, если остаешься. И поэтому вопрос о том, нуждаюсь ли я в вашей, добрые господа, помощи, бессмыслен.

Нет, не в гордости дело и за намерение искреннее спасибо — но ведь вы рассуждаете с точки зрения целесообразности. Пусть даже и благородной, культуртрегерской. Вот перед нами генератор, скажем, культурного продукта. Ему плохо, надо его подогреть — иначе не будет от него того продукта, который так полезен больной стране витамином под названием „независимое мышление“. Вы рассуждаете, будто цель — этот продукт. (Или — витамин. Или даже — выздоровление страны…)

Но это ведь не так. Не совсем так. Продукт в данном раскладе — как раз средство. А цель — извините, индивидуальное сохранение лица. Что продуктивности не вполне синонимично, а выживанию зачастую противоположно. И о целесообразности тут рассуждать бессмысленно… (Что же до страны, то сильно сомневаюсь, что даже вы со своим немереным баблом способны повлиять на ее стремный метаболизм.)

Он покивал иронически и высказался в том духе, что я, конечно, отчасти прав — но во мне говорит молодость и свойственные ей максимализм с эгоизмом. Сохранение (говорит он) собственного лица, конечно, необходимо, но циклиться исключительно на себе все равно не стоит. И насчет того, что окружающее есть некая неподвластная данность, по отношению к которой остается только как-то себя позиционировать, — тоже неправда. Окружающее, мол, менять можно и нужно. И если, например, нынешнее состояние собственной страны для тебя неприемлемо, то изменение его само по себе есть цель. Так что и разговор о целесообразности не столь уж беспредметен… Ну чего, говорю, исполать вам, добры молодцы. Жаль только, лет через десять не доведется нам встретиться и посмотреть — у кого что вышло.

Как знать, хмыкнул он.

Такой вот, значит, многозначительный получился разговор.

А давеча смотрю телевизор (даже со мной, каюсь, бывает — но редко, редко) — там про разгон очередного нелояльного телеканала и печальную судьбу свободы слова в России. И вот среди идеологов современного агитпропа называют президентского помощника, новоявленного „серого кардинала“ — догадались кого?..»

Я так и пролежал всю дорогу на верхней своей полке: днем на животе, уткнув подбородок в застиранную серую простыню, глядя на обрезанные ветхой деревянной рамой однообразно-безобразные картины весеннего разложения, вечером — на спине, с видом на грязный потолок в густом, натужном свете вагонной лампочки. На противоположной полке зычно, с тянущим пристаныванием все храпел пьяный парень в тельнике, а внизу три старухи (включая одну с бокового) говорили о болезнях. Они жевали эту увлекательную тему полтора суток кряду — свои собственные бесчисленные немочи, болячки, симптомы, приступы, операции, визиты в поликлиники и лежания в больницах, врачей и их жадность, лекарства и их дороговизну, народные средства и их неэффективность, болезни всех своих родных до двенадцатого колена, всех знакомых — близких, дальних и заочных, коллег, соседей — своих и чужих, включая давно умерших…