Грег Лумис - Секрет брата Бога

Как правило, Азиз предоставлял отвечать по телефону кому-нибудь другому — не по чину инспектору, пусть даже единственному на острове, самому поднимать трубку. Но сегодня он был готов пожертвовать толикой своего авторитета, лишь бы не продолжать этот определенно бессмысленный разговор.

— Инспектор Азиз! — рявкнул он.

Потом несколько минут молча слушал, поблагодарил звонившего, положил трубку и мрачно проговорил, повернувшись к потерпевшему:

— Похоже, нашли мы и твоих лошадей, и коляску.

Одно из двух — или он все же дернет за тормоз, или Манфред через несколько секунд останется сиротой. Лэнг подумал было выпрыгнуть на ходу, но ему хватило одного взгляда, чтобы переменить свое намерение — упасть на каменистую землю было бы, пожалуй, равносильно падению с высоты. Возница наверняка заранее присмотрел себе единственное место с поросшей травой песчаной почвой.

Лучше попробовать что-нибудь другое.

Если получится.

Лэнг выдернул из брюк ремень и сложил вдвое. Первая и вторая попытки набросить петлю на рукоять тормоза не увенчались успехом. Третья попытка оказалась удачной. Лэнг всем весом дернул на себя, мысленно взмолившись, чтобы ремень выдержал. Крокодилова кожа очень красива, но значительно уступает в прочности коровьей, из которой делают ремни для плебеев. Мышцы, которым Рейлли никак не давал спокойно восстановиться, отозвались на усилие резкой болью, пронзившей все его тело от запястья до крестца, да так, что из глаз брызнули слезы.

Однако он продолжал тянуть ремень, а Герт, обеими руками обхватившая его за талию, тянула его.

Деревянный башмак заскрежетал по металлическому ободу колеса, коляска затряслась, но скорость, похоже, не уменьшилась. Однако Рейлли все же заметил, что смертоносный поворот приближается уже не так стремительно.

Одно колесо медленно перевалилось через край, и они остановились, в самом буквальном смысле балансируя на краю пропасти. Там, на глубине в три сотни футов [32] Около 90 метров. , Мраморное море скалило свои каменные зубы, окаймленные тонкими полосками пены прибоя.

Герт выпустила Лэнга и сделала движение, чтобы сойти.

Камешки под колесами угрожающе заскрипели, фаэтон покачнулся и на дюйм сполз вниз. Герт замерла:

— По-моему, эта штука не слишком хорошо держится.

— Согласен, — отозвался Лэнг, вцепившийся мертвой хваткой в ремень, наброшенный на тормоз. — Стоит хоть чуточку нарушить равновесие, и мы окажемся в воде.

— И что же? Оставаться здесь, пока кто-нибудь не придет к нам на помощь?

Словно отвечая на ее вопрос, коляска вновь сдвинулась с места. Чуть заметно, но опасно.

— Сомневаюсь, что мы сможем дождаться помощи, — самым беззаботным тоном, на какой был способен, заметил Лэнг.

И, как будто подтверждая его слова, легкий порыв ветра заставил злосчастную коляску сползти еще на дюйм. Жаль, конечно, что они ехали не в тяжелом устойчивом фургоне. Но, по крайней мере, откидной верх у коляски был опущен и не ловил ветер, как парус. Лэнг и Герт застыли, словно статуи, а ветерок чуть заметно покачивал коляску. Рано или поздно — скорее рано — земное притяжение увлечет ее вниз.

И их вместе с нею.

— Считаю до трех, — медленно сказал Лэнг (ему потребовалось сделать усилие над собой, чтобы решиться раскрыть рот). — На счет «три» мы оба прыгаем.

— А как же моя сумка? Моя одежда и косметика?

Как ни старалась Герт доказать, что к ней нужно относиться, как к мужчине, она все же оставалась женщиной.

— На твоем месте я подумал бы о том, чтобы остаться в живых и купить себе все новое.

— Но я сомневаюсь, что здесь удастся найти то, к чему я привыкла.

Лэнгу захотелось тяжело вздохнуть, но он не решился на это. Очень уж трудно было совместить в сознании это столь женское сожаление Герт о косметике с ее способностью сбить на лету обстреливавший их вертолет, как она сделала, когда они попали в заваруху с загадкой Юлиана. Да, для мужчины женщина была, есть и будет величайшей и неразрешимой загадкой во вселенной.

Лэнг не сказал ничего этого вслух, а просто начал считать, отметая все дальнейшие споры:

— Раз… Два…

И два тела, синхронно, как после многократных репетиций, оторвались от фаэтона и одновременно рухнули на каменистую дорогу. Взор Лэнга задернуло алой пеленой, в которой далеко не сразу проявились пятна других цветов — это его далеко не поправившийся организм отозвался на столь неподобающее обращение с ним еще одной резкой вспышкой боли, от которой у Лэнга перехватило бы дыхание, если бы оно и без того не пресеклось от падения. Ничего не слыша, кроме звона в ушах, он разевал рот, пытаясь глотнуть воздуха и не потерять сознание.