Николай Волынский - Год беспощадного солнца

– Ну, козлы! Ну, уроды! – возмутился Мышкин. – Все у них там, в Швейцарии, что ли, такие кретины?

Он вспомнил, что в Швейцарии вода не содержит йода, и, действительно, каждый второй швейцарец страдает той или иной формой кретинизма.

– Кого обдурить хотите? Какие родственники могут запретить вскрытие, если все жмуры записаны в бомжи?

Но после того как Мышкин сопоставил время смерти со временем вывоза «бомжей» из клиники, то обнаружил, что и востребовать покойников было невозможно. Все они, как по команде, умирали ночью и через час-полтора исчезали в печи крематория.

– А вот тут – молодцы, профессиональная работа, – оценил Мышкин. – Понятно, почему жмурики проскакивали мимо меня. А главное, никакой тебе эксгумации, никакой экспертизы, никакого следствия…

Один все-таки был востребован, но с запретом на вскрытие – Штейн Абиноам Иосифович, восьмидесяти четырех лет, рак пищевода. Только забрали его почему-то не родственники, а непонятная фирма, определенно не похоронная. В графе estrangement [26] Мышкин прочел: «Jewishs war veterans of Saint-Petersburg [27] . Получили они своего ветерана или нет, в документах отмечено не было.

А вот и та самая интересная папочка «Index-m». Мышкин кликнул по ней и получил привычный ответ: «Общий доступ запрещен». Ну, эта задачка для детского сада. Через полминуты Мышкин стал владельцем папки с правом полного доступа.

Ничего в папке «index-m» не было. Только небольшой текстовый документ. Это оказался список той же неучтенки. Все шестьдесят четыре. И Штейн тут же. Одна и та же пометка против каждой фамилии: «Cause of death: sudden cessation of cardiac activity» [28] .

Образы Мышкин конвертировал в файлы, записал на компакт. И тут на него навалилась усталость. Надо было очистить винчестер, но никаких сил у него не осталось.

До начала оставался час с минутами, но концертный зал «Октябрьский» на Греческом проспекте уже оказался в блокаде из тройного кольца автомобилей. Самая дешевая среди них, отметил Мышкин, – мерседес-600. Хозяин поставил ее прямо на желтый выгоревший газон.

Народ подгребал к «Октябрьскому» все нервознее. Люди протискивались между раскаленными лакированными чудовищами и стекались узенькими ручейками к стеклянным дверям зала.

С тоскливой завистью смотрел им вслед Мышкин и с ненавистью – вверх, на темно-красный блин, лохматый по краям, намертво приклеенный к мутному небу. Блин завис над улицей Жуковского и даже не собирался за горизонт.

Дмитрию Евграфовичу очень хотелось в зал поскорее. Там – рай, там спасение, там тихо шелестят под потолком кондиционеры. Еще лучше – на дачу Волкодавского, в спасительный бассейн, пусть из китайской резины, но зато с проточной лесной водой.

«Ветерка бы… На пять секунд. Господи, чего тебе стоит? Дело-то пустяшное…» – он вытер лоб.

Почти тотчас же вдоль Греческого проспекта пронесся плотный, горячий поток воздуха.

«Вот оперативность! – остолбенел Мышкин. – Надо было снегу попросить…»

Воздух снова уплотнился и застыл, как прежде, – фруктовый кисель прямо с огня.

Все вокруг меняет жара – жестокая, невыносимая, сто лет такой не было в Питере. Людей она вскрывает всех – без различия, точно консервные банки. Вся суть двуногих, которую они всегда старательно прячут, была сейчас перед Мышкиным, как на ладони. Никому не укрыться. Будь даже каракатицей – никаких маскировочных чернил не хватит.

Вот тянутся сквозь асфальтовую дымку Греческого проспекта к концертному залу десятка полтора вампиров. Испуганные, растерянные, дрожат, несмело оглядываются по сторонам. Чеснока смертельного, что ль, нанюхались?

Вампиры-самцы все как один дородные, осанистые. Спины у них такие же прямые и негнущиеся, как сосновые доски. Неопытный наблюдатель, в отличие от Дмитрия Евграфовича, может подумать, что на концерт испанского дуэта «Баккара» собрались со всей округи не вампиры, а типичные сифилитики в последней стадии болезни, когда позвоночник перерождается в костяную палку.

Самки вампиров бредут почему-то отдельно. Морды у всех бледные. Черная жирная помада на губах. В глазах – ужас, и не простой, а плотоядный. Мышкин догадался: тут не чеснок. Жрать они хотят. Голод замучил. Одно желание у всех – вонзить клыки в сонную артерию первого встречного и жадно, крупными глотками, отпить свежачка. Но в глаза потенциальным жертвам стараются не глядеть, морды в сторону демонстративно воротят. Боятся выдать себя. Много свидетелей вокруг. И конкурентов.