Майкл Палмер - Пятая пробирка

Слава богу!

Натали зажала нос матери двумя пальцами, другую руку просунула под шею, чтобы запрокинуть голову, и на­чала делать искусственное дыхание. Эрмина снова вздох­нула — теперь глубже.

— Мам, ты меня слышишь? Дженни в доме?

Голова Эрмины дернулась, но ответа не последовало. Натали поднялась на ноги, с трудом ловя ртом воздух.

— Присмотрите за ней! — крикнула она.

— Не ходите туда! — отозвался мужской голос, когда она снова бросилась на крыльцо, в облако дыма.

Сзади послышалась сирена, но повернуть обратно и ждать Натали не могла. Пока она способна двигаться, нужно идти. Судьба и так поступила с ее племянницей крайне несправедливо, и нельзя было допустить, чтобы она погибла в этом огненном капкане.

Дым, жар и треск стали еще сильнее, но у самого пола Натали еще могла дышать. Почти зажмурившись, прикрыв рот и нос, она поползла к кухне. Маленькая гостиная была уже полностью объята пламенем. Горе­ла перегородка между комнатой и кухней, полыхали диван и ковер. Задержав дыхание, Натали рискнула встать.

Мысленно прикидывая, где ее ждала большая опас­ность — от обвалившегося потолка или от проваливше­гося пола, — Натали рванула через кухню. На самой се­редине ее ноги за что-то зацепились, и она упала лицом вниз. Ничего не видя вкруг, она никак не могла набрать в грудь достаточно воздуха. Именно в этот момент Натали услышала голос Дженни.

— Помогите! Пожалуйста, помогите! Бабушка! Тетя Нат! Кто-нибудь, помогите мне!

Натали поднялась на четвереньки и поползла вперед. Нет, она, скорее, понеслась, как на последних ста метрах полуторакилометровки, чувствуя жесткие локти сопер­ниц. Легкие на пределе, ноги гудят от последних усилий, но линия финиша приближается, и Натали знает, что не может проиграть. Неважно, сколько сил осталось у сопер­ниц, у нее их больше...

Полуослепленная и задыхающаяся, она ввалилась в комнату Дженни и споткнулась о девочку, лежащую на полу рядом с опрокинутым креслом-каталкой. У Дженни была истерика и, кажется, она не понимала, что происхо­дит.

— Я здесь, малышка... Все в порядке... Это я... тетя Нат...

Дженни в ответ только кричала и повторяла имя тетки.

По сравнению с Эрминой, десятилетняя девочка каза­лась перышком, но она тоже не могла двигаться самостоя­тельно, а сил у Натали почти не осталось. Она прикрыла майкой Дженни рот и нос, просунула руки ей подмышки и потащила так же, как пятью минутами раньше мать — по шесть невозможных дюймов за рывок. Но Натали не про­ползла и трети кухни, как ощутила, что ноги ее больше не слушаются и дышать стало совсем нечем.

Пытаясь укрыться от падающих сверху раскаленных углей, она прижала к себе племянницу, крепко закрыла глаза и стала молиться, чтобы неизбежное произошло бы­стрее и им было не очень больно.

Если представить человека, овладевшего властью быть невидимым и не пожелавше­го когда-либо поступить несправедливо или притронуться к чужому, то всем, кто это заме­тит, он покажется в высшей степени жалким и неразумным.

Платон, «Государство», кн. II

— Сократ, приветствую тебя! С возвращением на со­вет.

— Спасибо, Лаэрт. До моего следующего срока еще ос­тается два месяца, но уверяю, что с нетерпением жду этого. Все в сборе?

— Все.

Четыре члена совета, говоря с трех разных континентов, приветствовали одного из основателей своей организации.

— Итак? — сказал Сократ.

— Итак, — ответил Лаэрт, — мы звоним тебе по поводу X, клиента под номером четырнадцать в нашем списке. Его здоровье стало ухудшаться. Процедуру необходимо провести в течение десяти дней, хотя его врач говорит, что нужно быстрее — если еще вообще возможно. Как все вы, без сомнения, можете судить по имени клиента, на карту поставлено очень многое — и с точки зрения поли­тики, и с точки зрения финансов. Мы знаем, что ты был очень занят, действуя от нашего имени, но нам нужно знать, сможешь ли ты взяться за этот случай.

— Постараюсь сделать все, чтобы быть полезным. Кто донор?

— Есть три варианта. Номер один — сорокалетний пе­карь из Парижа. Совместимость по одиннадцати пунктам.

— Что о нем известно?

— Немногое. Типичный ремесленник. Сам пекарней не владеет и никогда не станет владельцем. Двое детей. Сосе­ди говорят, что он печет отличный хлеб.

— Говорит Фемистокл. Мне кажется, что изъятие из мира даже одного хорошего пекаря было бы грехом. Пред­лагаю рассмотреть другие варианты.

— Два других донора из Соединенных Штатов. Пер­вый — актер из Лос-Анджелеса, тридцать семь лет, совмес­тимость — одиннадцать пунктов.