Майкл Палмер - Пятая пробирка

— Все вы понимаете! После нашего возвращения, все еще надеясь нато, что ошибся и неправильно понял ваши действия, я позвонил в Нью-Йорк своему другу-журналисту. Нет никаких подтверждений того, что некий Т. Дж. Нарджот вообще существовал, и того, что в больницах Амритсара была вспышка эпидемии пнев­монии.

— Подождите! — возмутилась Сен-Пьер, явно начинав­шая паниковать.

— Больше того, — продолжал Энсон, — ранее меня вво­дили в заблуждение относительно моих странных присту­пов. Я позвонил сестре Клодин, которая находилась на дежурстве в тот день, который чуть не стал для меня пос­ледним. Сначала она пыталась защитить вас, вернее свое будущее, которому вы угрожали. Но в конце концов ее честность взяла верх. И что вы думаете я узнал? Я узнал, что моя дорогая Элизабет чуть не убила меня ради своих собственных интересов.

— Все это было сделано для вашего блага, Джозеф. Вам была необходима пересадка!

— Вы хотите сказать, что вам было необходимо сделать мне пересадку? Моя работа продвигалась недостаточно быстро для вас? Или вы боялись, что я умру раньше, чем ваши специалисты выяснят все мои секреты?

— Нет, Джозеф, это нечестно! Ведь «Уайтстоун» по­строил эту больницу, мы создали эти лаборатории!

Энсон вынул из кармана пульт дистанционного управ­ления.

— Вы знаете моего друга Франсиса, правда? — спросил он, показывая на Нгале.

— Конечно!

— Так вот, Франсис — эксперт в подрывном деле. По моей просьбе он установил во всем крыле, где располага­ется лаборатория, взрывчатку. Элизабет, у вас есть ровно пятнадцать минут, чтобы я поверил, что вы говорите прав­ду. Иначе все взлетит на воздух.

—Подождите. Нет! Вы не можете это сделать!

—Пятнадцать минут, и все превратится в пепел, вклю­чая драгоценные чаны с дрожжами и мои дневники, кото­рые лежат вон в том углу.

—Джозеф, вы не понимаете! Я не вправе рассказывать вам что-либо, я... я должна позвонить. Я должна получить разре­шение поделиться с вами информацией. Если я этого не сде­лаю, моя жизнь будет в опасности. Я... мне нужно время.

Энсон демонстративно посмотрел на часы.

—Четырнадцать минут.

Сен-Пьер огляделась, словно ища защиты.

—Мне нужно позвонить!

—Если только это не займет больше четырнадцати минут.

Сен-Пьер вскочила.

—Мне пойти с ней? — спросил Нгале.

—У нее единственный выход — сказать правду. Люди, на которых она работает, умны, очень умны. Они все пой­мут.

Через несколько минут Элизабет вернулась.

—Хорошо, — начала она, с трудом переводя дыхание, — хорошо! Мне разрешили раскрыть вам некоторые факты, не называя имен. Это вас устроит?

—Элизабет, я не собираюсь давать вам никаких обеща­ний.

—Хорошо, садитесь и слушайте.

Энсон кивнул Нгале. Тот принес стул, еще раз внима­тельно посмотрел на обоих и вышел из комнаты.

—Продолжайте, — потребовал Энсон, — только помни­те: если я почувствую, что вы снова лжете, второго шанса у вас не будет.

Он поднял руку с пультом, как бы в подтверждение своих слов.

Сен-Пьер выпрямилась на стуле и посмотрела Энсону прямо в глаза.

—Несколько лет назад, — начала она, — примерно пят­надцать, небольшая группа специалистов-трансплантологов и хирургов, встречаясь на международных конферен­циях по трансплантологии, начала обсуждать насущные вопросы по своей специализации и делиться мнениями о несовершенстве системы получения и пересадки органов.

—Продолжайте.

—По всему миру мы сталкивались с законодатель­ными ограничениями, которые не позволяли нам при­нимать решения. Поэтому хирурги начали дезинфор­мировать пациентов относительно серьезности их положения, чтобы вынудить внести свои имена в некий список. Кроме того, невежество, существовавшее в об­щественном сознании по этому вопросу, и позиция офи­циальных властей и церкви не позволяли обеспечить нуждающихся необходимом количеством донорских органов. Но самое главное и самое печальное, что люди, чей образ жизни привел их к необходимости пересадки органа, после операции снова возвращались к старым привычкам и в буквальном смысле слова уничтожали драгоценный орган, который мог бы спасти жизнь дру­гому, более ответственному и более достойному паци­енту.

—Вы являлись членом этой группы?

—Не с самого начала. Меня пригласили присоединить­ся к Хранителям около одиннадцати лет назад

—Хранителям?

—Как вы можете себе представить, сначала все дискус­сии в группе трансплантологов были глубоко философ­скими. В этой группе состояли выдающиеся врачи, перед которыми стояли огромные этические проблемы.