Мария запретила себе думать об этом: теперь ее личность будет отделена от тела, ставшего лишь каркасом, позволяющим создать десяток разных Марий. Это пришло ей в голову утром, когда она пожалела, что не сможет воспользоваться помощью Анны при ведении слежки. Что ж, на самом деле это станет возможным, если она сумеет преобразиться, например в Анну. Эта мысль превратилась в замысел, реализовавшийся в план, придавший ей решимости и целеустремленности. Вместо того чтобы растворяться в толпе, обрядившись в бесформенную хламиду, она превратится в других персонажей.
Оливер пил кофе, устремив взгляд на белую стену перед собой. Но он на ней ничего не разглядывал, а просто смотрел, погрузившись в воспоминания о случившемся в гостиничном номере. Прошло уже пять дней, и все по-прежнему было тихо. Но он знал, что полиция его ищет. Он всегда уделял максимальное внимание тщательному планированию и старался не оставлять никаких следов и зацепок. Но кто же мог подумать, что она поднимет такой шум, такой крик! Она же знала, что ему было нужно, знала о его особых желаниях — почему же начала так визжать? Почему все эти глупые шлюхи всегда устраивают такой шум, хотя заранее знают, что их ждет? У Оливера не было иного выхода, кроме как заставить ее замолчать, пока на крик кто-нибудь не прибежал.
Он сделал глоток кофе. Нет, беспокоиться не о чем. Он больше никогда не обратится в это агентство и на время заляжет на дно. А если вдруг снова захочет потрафить своей маленькой слабости, то просто отправится в другой город.
Оливер допил кофе, надел хирургические перчатки из особо прочного латекса, застегнул рукава халата и прошел в соседнее помещение, залитое холодным и безжизненным светом неоновых ламп. На стальном подносе были уже аккуратно разложены ножи и другие столь необходимые ему инструменты.
В воздухе уже чувствовался еще не сильный, но отчетливый запах гниения. Оливер, разумеется, знал его причину: это разлагались клетки синевато-багровых сгустков крови в обширных открытых ранах и начиналось тление тканей под кожей. Но каким бы научным ни было объяснение или понимание происходящих процессов, по сути, это был просто запах смерти. Оливер сделал глубокий вдох, взял скальпель и занес его над уже расчлененными останками, лежавшими на столе.
В ресторане «Шпайзекаммер» всегда было людно, и потому Ансгар Хёффер старался приезжать на работу пораньше. Он не считал, что обязанности шеф-повара ограничивались продолжительностью его смены. В конце концов, ресторан сейчас привлекал больше клиентов, чем когда-либо раньше за последние десять лет, и своей популярностью был во многом обязан именно его, Хёффера, безупречной репутации. До него «Шпайзекаммер» вообще не работал по средам, а сейчас ежедневно находились желающие здесь пообедать или отужинать. Жители Кёльна и других городов с удовольствием приобщались к настоящим шедеврам кулинарного искусства Ансгара, взявшего все лучшее из традиционной немецкой кухни и добавившего к ней изысканность тайских, французских и японских блюд. И для Кёльна с его тремя десятками первоклассных ресторанов это было настоящим достижением. Благодаря тому, что «Шпайзекаммер» столь высоко котировался среди кёльнских гурманов, процветал даже отдел полуфабрикатов. Нельзя сказать, чтобы вклад Ансгара в общий успех оставался незамеченным — он был одним из самых высокооплачиваемых шеф-поваров Кёльна, а хозяева ресторана герр и фрау Гальвиц даже предложили ему стать полноправным партнером. В принципе Ансгар не имел ничего против, но его реакция была осторожной. У него хватало здравомыслия понимать, что такое лестное предложение вызвано финансовыми соображениями, а отнюдь не симпатией к нему как человеку — по его собственному признанию, замкнутому и необщительному. Его единственной страстью была кулинария, и все понимали, что если он перейдет в другое место, то за ним потянется и клиентура.
Его украинская помощница Екатерина ждала появления Ансгара с нетерпением. Она еще не успела переодеться во все белое, и на ней по-прежнему был короткий топик, подчеркивавший полную грудь и оголявший живот. Ансгар старался не смотреть на пирсинг в пупке в виде гвоздика, протыкавшего нежную кожу. Она же не сводила с него светло-голубых глаз, ярко блестевших от волнения.
— Вы слышали, что случилось в ресторане «Биарриц»? — спросила она. Сильный акцент придавал ее речи какую-то особую сексуальность. Ресторан «Биарриц», ориентировавшийся в основном на туристов и деловые ленчи, был Ансгару, конечно, известен.
Читать дальше