Джеффри Арчер - Одиннадцатая заповедь

— Билл, если Фицджералд все еще на стадионе, есть один человек, который может знать, где он. Найдите мистера Уошера по кличке «Мопс»: я уверен, он вам поможет найти Фицджералда.

Лоуренс открыл дверцу и вышел из машины.

— Ладно, Энди, — сказал он. — Пошли назад, чтобы они не узнали, что мы замышляем.

— А что мы замышляем? — спросил Ллойд, идя рядом с президентом по лестнице.

— Это я скажу вам позже, — ответил Лоуренс, входя в зал.

— Но, сэр, — сказал Ллойд, — вам все еще нужно…

— Не сейчас, — Лоуренс сел рядом с женой посла и извиняюще улыбнулся.

— Ну, как, вы ее нашли?

— Нашел что?

— Вашу речь, — сказала госпожа Петровская, а Ллойд положил перед Лоуренсом папку.

— Да, конечно, — Лоуренс постучал пальцем по папке. — Кстати, Ольга, как поживает ваша дочь? Ее, кажется, зовут Наташа? Она все еще во Флоренции? — Он взял нож и вилку.

Когда официанты пришли забрать тарелки, Лоуренс посмотрел на Жеримского, положил нож и вилку и взялся за булочку, намазав ее маслом. Он не мог не заметить, что по мере того как приближалось время произносить речи, российский президент нервничал все сильнее. Он сразу же заподозрил, что Жеримский собирается бросить очередную словесную бомбу. От этого малиновое суфле тут же потеряло вкус.

Когда Жеримский наконец встал и обратился к гостям, даже его самые отчаянные приверженцы вынуждены были признать, что его выступление оказалось совершенно невыразительным. Некоторые из тех, кто сидел к нему особенно близко, удивлялись, почему он все время обращается к массивной статуе Ленина, стоявшей на галерее над бальным залом. Лоуренс подумал: «Наверно, эту статую только недавно поставили, потому что, насколько я помню, на прощальном ужине Бориса ее там не было».

Он ждал, что Жеримский повторит либо выразит более резко то, что он накануне сказал в своем обращении к Конгрессу, но он не произнес ничего скандального. К облегчению Лоуренса, он полностью держался того скучного текста, который днем был заранее прислан в Белый дом. Лоуренс взглянул на текст своей речи, которую он должен был просмотреть с Энди в машине. Ллойд написал на полях некоторые свои добавления, но от первой до седьмой страницы не было ни одной остроумной или хорошо запоминающейся фразы. Ну, это и понятно, у Энди сегодня тоже был очень трудный день.

— Позвольте мне поблагодарить американский народ за щедрое гостеприимство и теплый прием, которым меня удостоили в вашей великой стране, а особенно поблагодарить вашего президента Тома Лоуренса.

Раздавшиеся аплодисменты были такими громкими и продолжительными, что Лоуренс невольно поднял глаза от своих заметок. Жеримский снова стоял неподвижно, глядя вверх на статую Ленина. Он подождал, пока аплодисменты не стихли, и сел. Он вовсе не выглядел довольным, что удивило Лоуренса, потому что, по его мнению, речь Жеримского была принята с гораздо большим воодушевлением, чем она того заслуживала.

Лоуренс встал, чтобы произнести ответную речь. Она была воспринята с учтивым интересом, но едва ли с энтузиазмом. Он закончил ее словами:

— Будем надеяться, Виктор, что это был только первый ваш визит в Соединенные Штаты, и от имени всех присутствующих я желаю вам завтра благополучного возвращения на родину.

Лоуренс счел, что соврать два раза в одной фразе — это перебор даже для политика, и пожалел, что не прочел свою речь заранее. Он сел под вежливые аплодисменты — но, конечно, не под такую бурную овацию, какая была устроена Жеримскому за его столь же банальную речь.

Когда подали кофе, Жеримский встал и отошел к двойным дверям в дальнем конце зала. Он начал желать гостям «спокойной ночи» таким тоном, который ясно показывал, что он хочет как можно скорее от них избавиться.

Через несколько минут после того, как все часы в посольстве пробили десять, Лоуренс встал и направился к своему хозяину. Но, подобно Цезарю на Капитолии, его постоянно останавливали граждане, желавшие коснуться края его тоги. [58] Плутарх в жизнеописании Цезаря рассказывает (как и Шекспир в трагедии «Юлий Цезарь»), что когда Цезарь шел по Капитолию в Сенат, где его ждали заговорщики, его по пути все время задерживали разные люди, передававшие ему прошения, но Цезарь в конце концов пришел в Сенат, где и был убит. Когда он в конце концов дошел до двери, Жеримский слегка кивнул ему и проводил вниз в вестибюль первого этажа. Поскольку Жеримский не произносил ни слова, Лоуренс имел возможность осмотреть скульптуру Иисуса Христа работы Эрнста Неизвестного, которая все еще стояла в вестибюле. Лоуренса удивило, что хотя в посольство вернулся Ленин, Христос тоже оставался там. Дойдя до машины, Лоуренс повернулся, чтобы помахать рукой своему хозяину, но Жеримский уже ушел в посольство. Если бы он проводил Лоуренса до машины, то увидел бы, что там его ожидает начальник секретной службы. Когда Лоуренс сел в машину и дверца закрылась, Брэйтуэйт сказал: