Джастин Скотт - Девять драконов

Фиона была убеждена, что все это внешнее, и говорила врачу, что она думает, что Викки напугана, хотя они не могли понять чем. У Фионы была еще одна теория, которую она выложила Альфреду Цину, когда он в последний раз приходил: когда ее отец умер, девушка, которая всю жизнь так отчаянно боролась за его любовь, оказалась совсем одинокой на опустевшей арене.

Альфред засмеялся.

— Да нет же, Фиона. Она просто думает.

— Думает о чем?

— Каким будет ее следующий шаг.

— Но она не такая бесчувственная.

— Конечно, она ранима, — согласился Альфред. — Но у нее что-то на уме. Что — мы никогда не узнаем. Она держит это в себе. Как тайпан.

— Извините, что помешали, доктор, — сказала Фиона. — Я не знала, что вы все еще здесь.

— Он просто выходил, — пояснила Мелисса. — В холле был секретарь — он ждал писем.

— В самом деле, у нас осталось еще минут пять, Виктория. Мы поздно пришли. У вас был срочный важный звонок с Кай Тэ.

— Не напоминайте мне о нем.

— Мы будем за дверью. Мелисса, Миллисент, пошли.

— Останься, Фиона, пожалуйста. Доктор ведь не требует раскрыть никаких секретов. Ведь правда, доктор?

Фиона посмотрела на девочек, которые стали такими же неподвижными и тихими, как стулья, в надежде, что их присутствие будет незамечено.

— Вы тоже можете остаться, — заверила их Викки. — Никаких откровений сегодня утром.

Доктор бессильно покачал головой.

— Ледяная дева вряд ли скажет что-нибудь из ряда вон выходящее в следующие пять минут, — согласился он. — Почему бы вам не остаться? Ну, Викки, давайте будем серьезной хоть ненадолго.

— Хорошо. Вы говорили, что все сходятся на том, что так много травм за один раз провоцируют нервный срыв, а я говорила, что недостаток общепринятых мнений состоит в том, что они не обязательно срабатывают в применении к конкретному человеку.

Доктор вздохнул. Они уже кружились вокруг этой темы и раньше, и Викки не уступила ни на йоту.

— Послушайте, Виктория. Вы…

Она резко улыбнулась ему:

— Вы собираетесь быть строгим и неумолимым.

Доктор не улыбнулся в ответ.

Фиону беспокоило стабильное, «негибкое» выражение лица Викки. Она была умна и монументально замкнута — больше, чем когда-либо после несчастья, но язык ее тела, ее напряженная улыбка, ее руки, прижатые к груди, ее высоко и воинственно вскинутая, как у кобры, голова, прищуренные глаза создавали образ загнанного зверя или хрупкого контейнера, готового взорваться. На ней была излишне скромная ночная рубашка, подошедшая скорее бы монахине, чем хорошенькой незамужней женщине за тридцать, красивые белокурые волосы убраны в тугой узел. В любом случаем похоже, что она… да нет, она просто скоро взорвется, думала Фиона. Ее глаза встретились с глазами Фионы, и та не удивилась бы, если бы Викки внезапно разрыдалась или просто выбросилась из окна.

— Я собираюсь быть строгим, — сказал доктор. — Совершенно очевидно, что вы не намерены откровенничать с присутствующими, поэтому я просто перечислю то, что случилось с вами за прошедший год. А потом попрошу вас подумать, почему вы обнаруживаете меньше эмоций по поводу этих событий, чем по поводу этой охапки роз.

— Вы же знаете, что я не должна здесь торчать. Одно дело — раз в неделю просвечивать мою трещину, и совсем другое — мучить меня вопросами, на которые я не хочу отвечать.

— Нет, не должны, — согласился доктор мягко. — Но лучше поговорить сегодня, чем через месяц я увижу вас в смирительной рубашке.

— Вы действительно преувеличиваете, — запротестовала Викки. — Я вовсе не обнаруживаю меньше эмоций, чем всегда. Я такая, какая всегда. Спросите Фиону. Спросите девочек. Зачем вы задаете мне шаблонные вопросы?

— Тогда рассмешите меня.

Викки засмеялась:

— Предполагается, что это вы должны меня смешить.

— Тогда давайте смешить друг друга — пять минут, а потом я дам вам спокойно работать.

— Пять минут, — она посмотрела на свои часы.

Фиона ждала, что Викки скажет: «Поехали», а когда она не сделала этого, мысль, что Викки действительно хронометрирует речь врача, испугала ее.

Доктор взглянул на детей, потом поднял длинную тощую руку и подцепил все ее проблемы на свои почти люминесцентные желтые пальцы.

— Год Крысы был жестоким и грубым. Длительные отношения с вашим парнем порвались. Ваш бизнес в Нью-Йорке потерпел крах. Вы вернулись домой и увидели, как ваш брат погиб. Ваши родители расстались. А теперь погиб ваш отец и сами вы серьезно ранены.