Николь Жамэ - Тайна острова Химер

— А что, если не случайно оказалась она в комнате Мэри? Если не случайно оторвала кусок обоев? Ведь не случай привел ее в тот секс-шоп, в бывший чайный салон, чтобы попросить пирожных?

Лукас отказался следовать за ней по этой опасной наклонной плоскости. Его мать была больна, и болезнь уже десять лет разрушала ее мозг.

— Я и раньше замечал за ней чудачества, в которых не было никакого смысла.

Мари настаивала. Чем больше она об этом думала, тем больше убеждалась, что стоит на верном пути. Вот если Элен уже была здесь раньше, если была знакома с Мэри, то, напротив, многое приобретало смысл.

— Будь это так, Эдвард, Дора или Луиза узнали бы ее. Или ее голос. Но никто не отреагировал на ее появление.

Мари с сожалением уступила, хотя так соблазнительна была мысль о том, что, возможно, очень давно, когда Лукас еще был маленьким, а сама она еще не родилась, их матери могли встретиться и что там, на Лендсене, их свела сама судьба…

Лукас же считал дело закрытым и, словно уведомляя об этом жену, принялся ее раздевать. Его руки искали ее тело с горячностью, которую год совместной жизни лишь удесятерил. Губы его прильнули к ее губам. И постель приняла их, переплетенных, влюбленных, с лихорадочной страстью сбрасывающих последнюю одежду, не прерывая поцелуя.

Но что за хитроумная система передач, ведающая ходом мыслей, вдруг вынесла на поверхность слова именно в этот момент, внеся в ее сознание смуту?

«Мой брат… чудовище… убил…»

Не теперь, молило тело, содрогавшееся под ласками Лукаса. Однако разум ее уже погряз в сомнениях. А что, если он не провел ту ночь, вцепившись в шест на перешейке? А что, если он выдумал тот звонок, тот зов Келли? И был ли он в порту? А что, если…

После жестокой борьбы разум взял верх над телом — тело замкнулось.

— Говорят, супружество убивает желание, но чтобы так рано… это рекорд.

Склонившись над Мари, Лукас с некоторой досадой смотрел на нее. За его неудовлетворенностью она уловила страх, в котором он не мог признаться. Страх, о котором он пытался забыть в ее объятиях и который она не сумела изгнать.

Он оторвался от нее и протянул руку за брюками. Но она удержала его, решив не позволять больше сомнениям вклиниваться между ними. Зеленые глаза недвусмысленно бегали по обнаженному телу, стоящему перед ней, и с похотливостью, возбудившей его, она стала медленно опускаться, легко касаясь губами его кожи, пока не достигла предмета своего вожделения. Губы ее сомкнулись на нем…

По содроганиям, потрясшим тело Лукаса, она поняла, что скоро к нему придет умиротворение.

В нескольких метрах от них другой мужчина изнемогал от желания, воспламененного изощренными ласками Жюльетты, к которым та доселе не прибегала.

Тонкие ленточки пояса для подвязок поскрипывали под лихорадочными движениями пальцев Ронана. Все это разжигало его чувства до такой степени, что он с усилием сдерживал себя, чтобы не взять ее тут же, немедленно.

Заплакал бебифон.

«Не сейчас!» — закричало все в Жюльетте. Но плач усилился и быстро перешел в требовательный вопль годовалого тирана, привыкшего к появлению матери при первом же хныканье.

— Прошу тебя, не останавливайся, — уткнув нос в шею мужа, шептала она, — он скоро успокоится.

Но Ронан уже оторвался от нее, отрезвленный, погасший. Под разочарованным взглядом жены он натянул трусы.

— Она лучше занимается любовью, так?

Ей стало еще горше, когда он недоуменно посмотрел на нее. Она вскочила, бросилась к шкафу, резко выдвинула ящик и, порывшись в нем, швырнула ему в лицо бумажный свитер. Тот, который Пьеррик нашел в комнате Жилль.

— Ты хорошо знаешь, о ком я говорю!

Он вздохнул.

— Иди лучше спать, не говори глупости. Я займусь Зебом.

Он прошел в смежную комнату, где успокаивался младенец, которому будто того и надо было — разлучить родителей.

Покинутая женщина осмотрела свое отражение в напольном зеркале и подумала о Лукасе, посоветовавшем ей пустить в ход все средства. Тонкое белье, оказывается, не обладало силой, которую тот ему приписывал. Она вдруг показалась себе уродливой и всхлипнула, готовая разрыдаться, но из бебифона послышался голос мужа, напевающего колыбельную песенку.

Здание с силосными башнями было погружено в темноту, когда ПМ вылез из подземелья с перекинутым через плечо телом Райана. Кряхтя от натуги, он донес его до башни номер четыре и свалил на землю, затем открыл небольшой люк, чтобы убедиться, что башня пуста.