Жан-Кристоф Гранже - Кайкен

— Домой.

— Зачем?

— Попрощаться.

Он принял душ, переоделся, поцеловал мальчишек. Принесли еду: огромные гамбургеры с горой жареной картошки. Все воспитательные принципы Наоко летели вверх тормашками, но, черт побери, после всего, что они пережили… И потом, это был субботний вечер.

Он вышел за порог, помахав своим помощникам и дав обещание к ночи вернуться. Фифи напомнил, что рано утром его ждет судья. Направляясь к лифтам, Пассан подумал, что если в этой истории и есть призрак, то это он сам.

Ворота перед домом были заклеены липкой лентой. Он содрал ее и щелкнул пультом. Он уже принял решение: дом они продадут, выплатят кредит, а оставшиеся деньги положат в банк на счета детей. Курс евро с годами будет расти, так что это вполне безопасное вложение. Безопасное… Отныне гарантировать безопасность им могли только банки. Ничего не скажешь, в хорошенькую историю они вляпались.

Он пересек лужайку, даже не посмотрев в сторону своего сада. Зажглись фонари у подножия деревьев. Они осветили ленты ограждения, опоясавшие все вокруг, словно здесь шли связкой альпинисты. Пассан пролез под лентами, натянул латексные перчатки и открыл ключом дверь. Как вор.

В доме он зажег свет в каждой комнате — не хотелось пачкаться о темноту. Хозяйским шагом обошел все помещения, рассеянно приподнимая диванные подушки и заглядывая под ковры. Он ничего не искал. Ребята из команды Заккари уже сделали это за него и ничего не нашли. Он просто в последний раз общался с домом — с его стенами и наполнявшими его вещами.

На втором этаже он остановился на пороге детской спальни. Посмотрел на черное пятно на полу, между кроватями. Он не дрожал, просто стоял не двигаясь. Как глыба льда, застывшая во мраке ночи. Он подумал о Диего. Собака не подняла тревогу, не залаяла на незваную гостью. Почему? Потому что та была японкой? И обвела несчастную псину вокруг пальца?

Не зажигая света, Пассан прошел в спальню Наоко. Днем он уже заглядывал сюда, забрал кое-какие вещи. На сей раз он внимательно осмотрел все: шкафы полированного дерева, хлопчатобумажный матрас, красное одеяло, ночной столик. Кажется, все на месте. Не раздумывая, он уселся на край кровати, лицом к большому окну.

Что-то мешало ему сидеть. Он сунул руку в карман и вытащил кайкен. Сорвал печати с пластикового пакета и принялся разглядывать нож в свете садовых фонарей. Ножны черного дерева — изогнутые, изящные, словно бы настороженные. Как охотничья собака… Рукоятка слоновой кости, сияющая, почти фосфоресцирующая. Ему вспомнились стихи Хосе Марии Эредиа, в которых поэт сравнивает самурая в доспехах с «черным моллюском». Вот и его не покидало ощущение, что он держит в руках живое существо в жестком панцире. Чрезвычайно умное существо…

Ему опять подумалось, до чего нелепы были все его японские фантазии. Жены самураев, перерезающие себе горло. Гейши, отсекающие мизинец в знак верности любовнику. Замужние женщины, сжигающие зубы танином, чтобы чернота рта подчеркивала белизну кожи. Ему снились эти мертвецы, эти калеки, эти жертвоприношения.

Но вот настал день, когда жестокость явилась к нему, — а он ничегошеньки не понимал. Его охватило мимолетное желание выкинуть кайкен на помойку. Но он подавил его и убрал оружие в ящик ночного столика.

Подарок есть подарок.

Поднявшись, он направился в подвал. Вот до чего дошло — ведет расследование в собственном доме. Не успел выбраться из пропасти, в которую его тянул Гийар, и опять стоит на краю бездны. Только теперь все куда страшнее. Непонятно, как исследовать эту бездну.

«Это мое».

Что имела в виду убийца? Может быть, Наоко что-то у нее украла? Что-то ценное? Или какую-то важную информацию? Может, фраза как-то связана с ее семьей? С бывшим ухажером? Нет, не похоже. Она покинула Японию совсем юной девушкой, а если и возвращалась на родину, то редко и на короткое время — только навестить родителей. Она всегда вела себя как человек, бесповоротно уехавший из страны. Человек, который сжег за собой все мосты и ни о чем не жалеет. Вдруг Пассана осенило. А может, она уехала не просто так? Может, она от чего-то бежала?

Он включил свет, уселся за импровизированным письменным столом и погрузился в размышления. Оставался еще один след — его собственное пребывание в Японии. Месть преступника, которого он там арестовал…

Да нет, ерунда. Он участвовал в расследовании пустяковых дел. Гонялся за беглыми мошенниками, проворовавшимися финансистами, уклоняющимися от уплаты алиментов мужьями, подпольными торговцами предметами искусства или техническими новинками. Он ни с кем не подружился, не ходил в гости ни к одному японцу и даже избегал общения с другими иностранцами, слишком напоминавшими ему себя самого. Япония оставалась его личным раем, куда не было доступа чужим.