Юрий Волузнев - Черное зеркало

Внезапно перед ним, в глубине прозрачного отражения застекленного шкафа, словно зыбкой, колеблющейся тенью возникло лицо Ларисы, в упор уставившееся на него каким-то неопределенным и вопросительным выражением полуопущенных глаз…

«Странно, странно… — вспоминал Игорь, сидя на кухне и глубокомысленно вертя в руке пустой стакан. — Очень странно вела себя Илонка сегодня утром… Совершенно необъяснимые перепады настроения. То какая-то понурая. То вдруг хохочущая, словно помешанная… Странно…»

Незаметно первая бутылка кончилась. Снова повело. Голова заметно кружилась. Предметы теряли свои очертания, контуры. Дрожа и размываясь в мерцающей ряби…

«А я, кажется, окончательно нажрался, — с некоторым удовлетворением удивился Игорь. — Все! Не гони лошадей, приятель! — сказал он сам себе. — Вот с народом пообщаемся, тогда и продолжим… может быть… А пока посидим. Подождем. Покурим…»

Внезапно Илона замолчала. Руки ее застыли, не окончив движения. Зеленые глаза, отраженные в зеркале, как в темном таинственном омуте, глядели на него. И, не оборачиваясь, взмахнув длинными махровыми ресницами и почти не шевеля губами, словно в сомнении, она тихо произнесла:

— А может быть, ты прав? Может быть, я действительно и есть — твоя жена?..

Игорь вздрогнул. Отвернулся от книжного шкафа. Образ Ларисы, во всей своей холодной красоте, каким-то призраком неожиданно явившийся его внутреннему взору, мгновенно исчез. Словно в погасшем экране телевизора. Теперь он видел лишь стеклянную плоскость овального зеркала, перед которым сидела Илона и из глубины которого загадочно и странно улыбалось ее отражение. Бронзовые пряди, замысловато уложенные, причудливо переливались в лучах утреннего солнца.

— Представляешь, я тво-я же-на! — сквозь смех, медленно, с расстановкой произнесла она. Смех ее становился все громче. — Потрясающе!

Она повернулась. Вскочила. Подбежала к нему. Распахнула халат. Тесно прижалась к его телу. И резкими рывками начала рвать ремень его брюк.

— Ну так давай! Скорее! К черту Лорку! К черту твою работу!.. — И вдруг отпрянула в ужасе. — Что с тобой?!

Но Игорь точно окаменел и не отрываясь глядел мимо нее.

Илона была рядом. Обнимала его и вопросительно смотрела ему в глаза. Но он не видел ничего вокруг, кроме зеркального отражения ее лица, которое, почему-то никуда не исчезая, в упор, с вызовом уставилось на него из темной мерцающей глубины. И беззвучно смеялось.

Его руки лежали на ее обнаженных плечах, он чувствовал тепло ее тела. И в то же время лицо в зеркале издевательски хохотало, дразня и насмешливо маня его к себе.

Спустя мгновение краски исчезли с этого лица, превратив его в бледную, истерично смеющуюся маску.

Внезапно смех прекратился. Губы остановились. Лицо мертвенно побелело, исказилось гримасой боли. Изо рта выплеснулась струйка алой крови. Кровь запузырилась на губах, стекая на подбородок. Глаза быстро закатились вверх, — под черную бахрому длинных ресниц, и внезапно вылупились вперед бессмысленными бело-голубыми фарфоровыми шарами…

Вдруг что-то задрожало в глубине. Вспыхнуло и погасло.

И зеркало, как бы легкой волной смыв прежнюю картину, вновь спокойно отражало привычную обстановку комнаты.

Илона обернулась вслед за его взглядом:

— Что ты там увидел?

— Ничего, ничего, — глухо прошептал Игорь. — Так. Чушь собачья…

— Ты весь бледный. Что с тобой?

Она внимательно посмотрела на него. Помрачнела, отошла. Застегнула халат. Медленно села на диван. Закурила.

В комнате воцарилась напряженная тишина. Игорь, взъерошенный, со вспученной смятой рубашкой и расстегнутым ремнем, опустился рядом. Илона отодвинулась. Смяла сигарету. Отбросила в сторону. И словно сама с собой, вполголоса:

— Не меня ты любишь. А ее… Не обманывайся. И даже во мне — ты все-таки любишь ее… Вот такие дела, Игорек… Больше не приходи… Миритесь и живите. Ну вас!.. Так-то лучше будет…

…Но когда он уже распахнул дверь. Когда, уже уходя, занес над порогом ногу… Илона вдруг вскинулась, ухватилась за него, втащила обратно в квартиру и…

Нет, это даже нельзя было назвать любовью…

Какое-то ритуальное соитие. Какое-то жертвоприношение перед языческим алтарем кровавой и похотливой Астарты… Какая-то древневавилонская или шумерская мистерия Кибелы, Митры… Посвящение в некое космическое таинство… Любовь. Животная страсть. Первобытный ужас…

И змеящиеся переплетения длинных черных стеблей. Стремительное цветение белоснежных лотосов. И рубиновые капли, тревожно горящие в темной зелени пальмовых листьев…