Карин Фоссум: Не оглядывайся!

— То, что ты выяснил, важно, — сказал Сейер. — Будь так любезен и напиши здесь ее адрес. Ты помнишь, как ее зовут?

— Хельга Моэн, дом номер один. Серый дом, во дворе собака.

Он говорил тихо, писал в блокноте, который дал ему Сейер, большими буквами.

— Вы обошли всех? — спросил полицейский.

— Сначала мы поднялись на вершину Коллена, потом пошли вниз, обошли Змеиное озеро, осматривая все по обе стороны от тропинки. Были в городе, возле водоотстойника, у торговца Хоргена, на пляже возле усадьбы священника. Около церкви. Под конец зашли на пару ферм, Бьеркерюд и конный спортивный центр. Рагнхильд очень любила, то есть, конечно, любит животных.

Оговорка заставила его покраснеть. Сейер легко похлопал его по плечу.

— Сядь, Торбьёрн.

Он указал на свободное место на диване рядом с фру Альбум. Ее тело застыло, ей казалось, что вместо спины у нее железная балка. Она сосредоточенно думала об ужасной вероятности того, что Рагнхильд, возможно, никогда не вернется домой. Значит ей придется жить много лет без маленькой девочки с огромными голубыми глазами. Она впускала в себя эту мысль маленькими порциями и осторожно пробовала ее на вкус. Женщина-полицейский, которая со времени прибытия не сказала практически ни одного слова, медленно поднялась. Она решилась сделать предложение.

— Фру Альбум, — тихо сказала она. — Позвольте мне сделать для вас кофе.

Та слабо кивнула. Тяжело поднялась и последовала за женщиной на кухню. Раздался шум воды, льющейся из крана, и медный звон. Сейер кивком вызвал Карлсена в коридор. Там они вполголоса поговорили. Торбьёрн видел голову Сейера и носки ботинок Карлсена, черные и блестящие. В полутьме они посмотрели на часы, затем — друг на друга. Дело принимало чрезвычайно серьезный оборот, и огромную машину следовало привести в движение. Сейер почесал локоть под рукавом рубашки.

— Я не могу даже подумать о том, что мы найдем ее в канаве.

Он открыл дверь, чтобы впустить в дом немного воздуха. За дверью стояла она. В красном спортивном костюме, на нижней ступеньке, маленькая белая рука на перилах.

— Рагнхильд? — удивленно спросил он.

Через полчаса, когда автомобиль уже ехал вниз по Скифербаккен, Сейер с удовольствием провел рукой по волосам. Карлсен подумал, что стрижка у шефа даже короче, чем у него, и что такие короткие волосы похожи на стальную щетку, вроде тех, которыми счищают старые слои краски. Лицо Конрада выглядело умиротворенным, а не замкнутым и серьезным, как обычно. На середине склона они миновали серый дом. Увидели двор с собакой и лицо за окном. Если Хельга Моэн ждет визита полиции, она будет разочарована. Рагнхильд в безопасности, сидит на коленях у мамы, с двойным бутербродом в руках.

Мгновение, когда девочка вбежала в прихожую, врезалось в память обоим. Мать, услышав голосок дочери, выскочила из кухни и бросилась к ней, быстрая, как молния, как хищный зверь, который вот-вот схватит жертву и никогда, никогда никому ее не отдаст. Рагнхильд словно попала в лисий капкан. Ее тонкие ножки и ручки, белые пряди волос торчали из стальной маминой хватки. А Сейер и Карлсен просто стояли рядом. Не было слышно ни звука, ни слова. Торбьёрн почти раздавил в руке мобильник, женщина-полицейский не переставая протирала чашки, Карлсен продолжал накручивать усы на палец. Комната осветилась, как будто солнце внезапно пробилось сквозь окно. И наконец вместе с рыданиями у матери вырвался смех:

— ЧТО ЗА УЖАСНЫЙ РЕБЕНОК!

— Я, пожалуй, возьму недельный отпуск, — откашлялся Сейер. — Мне нужно прийти в себя.

Карлсен перевалил через «лежачего полицейского».

— Как ты его проведешь? Будешь прыгать с парашютом во Флориде?

— Думаю о хижине в горах.

— Под Бревиком, так?

— Саннёй.

Они свернули на шоссе.

— Я должен съездить в «Леголэнд», — пробормотал Карлсен. — Больше не могу оттягивать. Дочка выпрашивает.

— Ты так говоришь, как будто это наказание, — сказал Сейер. — «Леголэнд» — отличное место. Ты наверняка вернешься оттуда нагруженным лего-конструкторами. Езжай и не экономь. Не пожалеешь.

— Ты был там?

— С Матеусом. Ты знаешь, там есть статуя Сидящего Быка из Лего? Одна целая и четыре десятых миллиона лего-кирпичиков, и все разноцветные. В это невозможно поверить.

Он помолчал, взглянул на церковь слева, маленькую, белую, деревянную, чуть в стороне от дороги, среди зеленых и желтых распаханных участков земли, окруженную пышными деревьями. Красивая маленькая церковь, подумал он, именно в таком месте надо было похоронить жену. Даже если бы ездить на могилу приходилось еще дольше. Теперь, конечно, уже слишком поздно. Она умерла уже более восьми лет назад, и он похоронил ее в центре города, совсем рядом с главной улицей, среди выхлопов и шума.