Карин Фоссум - Не оглядывайся!

— Каждый имеет право это знать, — ответил служитель крематория умиротворяюще. — Просто мало кто отваживается спросить. Есть люди, которые не хотят этого знать. Но если кто-то хочет, я очень хорошо его понимаю. Мы можем пройтись немного, и я вам расскажу.

Холланд благодарно кивнул. Он чувствовал покой рядом с этим дружелюбным человеком. Человеком его возраста, худым, с поредевшими волосами. Они побрели рядом по тропинке. Галька тихо потрескивала под их ногами, а легкий ветерок гладил Холланда по лбу, словно утешающая рука.

— Все это на самом деле очень просто, — начал служитель крематория. — В печь ставится гроб с телом. У нас собственные гробы для кремации, деревянные, ручной работы, все как положено. Так что не думайте, будто мы вынимаем покойников из гробов и кладем в печь.

Холланд кивнул и снова сжал руки в кулаки.

— Печь очень большая. Здесь у нас стоят две штуки. Они электрические, в них сильное пламя. Температура достигает почти двух тысяч градусов. — Служитель улыбнулся и посмотрел вверх, как будто хотел поймать слабый солнечный луч. — Все, во что одеты покойники, тоже попадает в печь. Вещи и украшения, которые не сгорают, мы кладем потом в урну. Кардиостимуляторы или ткани, имплантированные внутрь тела, мы вынимаем. До вас наверняка доходили слухи, что украшения из благородных металлов воруют из гробов. Но это неправда, — сказал он убежденно. — Неправда. — Они приближались к двери крематория. — Кости и зубы размалываются на мельнице в мелкую, похожую на песок, серо-белую пыль.

Услышав о мельнице, Эдди подумал о ее пальцах. Тонких, красивых пальцах, на одном из них — маленькое серебряное кольцо. И его собственные пальцы скрючились в карманах от ужаса.

— Мы следим за процессом. В печи есть стеклянная дверь. Примерно через два часа мы выметаем из печи все — и получается маленькая кучка тончайшей золы, меньше, чем люди, наверное, себе представляют.

Следят за процессом? Через стеклянные двери? Они будут смотреть внутрь на Анни, пока она горит?

— Я могу показать вам печи, если хотите.

— Нет, нет!

Он прижал руки к бокам, безнадежно пытаясь удержать дрожь.

— Эта зола очень чистая, самая чистая зола в мире. Похожа на мелкий песок. В старые времена такую золу использовали в медицинских целях, вы знали об этом? Помимо прочего, ей посыпали экзему. Ее даже ели. Она содержит соли и минералы. Мы процеживаем ее и помещаем в урну. Урну вы можете выбрать сами, есть разные варианты. Она закрывается и опечатывается, а потом опускается в могилу, внутрь маленькой шахты. Этот процесс мы называем погружением урны.

Он придержал дверь для Холланда, который первым зашел в полутемное здание.

— В конечном итоге это ускорение процесса. В каком-то смысле чище. Прах к праху, мы все превратимся в пыль, но при обычном погребении это очень долгий процесс. Это занимает двадцать лет. Иногда тридцать или сорок, все зависит от почвы. В этом районе в земле много песка и глины, поэтому это длится дольше.

— Мне это нравится, — тихо сказал Холланд. — Прах к праху.

— Не правда ли? Некоторые хотят, чтобы их развеяли по ветру. К сожалению, в нашей стране это запрещено, тут довольно строгие правила. По закону погребение должно быть совершено на церковной земле.

— Не так уж глупо. — Холланд прочистил горло. — Но знаете, такие странные образы возникают перед глазами. Лежащий в земле гниет. Звучит не очень здорово. Но гореть…

Сгнить или сгореть, подумал он. Что выбрать для Анни?

Он немного помедлил, дождался, чтобы колени перестали дрожать, и снова двинулся вперед, подбодренный спокойствием собеседника.

— Кое-что заставляет меня задуматься — ну, знаете… Ад. А когда я вижу девочку…

Он резко осекся и медленно покраснел. Служитель крематория долго стоял молча, потом наконец похлопал Холланда по плечу и тихо предположил:

— Ты, наверное, узнавал все это для своей дочери?

Холланд опустил голову.

— Я думаю, это серьезный вопрос. Двойная ответственность. Это нелегко, нет, нелегко. — Он покачал головой. — И вам надо все хорошо обдумать. Если вы предпочтете кремацию, вам придется расписаться в том, что она никогда не имела ничего против. Если ей меньше восемнадцати, вы можете сделать это за нее.

— Ей пятнадцать, — тихо сказал он.

Его собеседник на несколько секунд прикрыл глаза. И продолжил движение.

— Пойдемте со мной в капеллу, — прошептал он. — Я покажу вам урну.

Он провел Холланда вниз по лестнице. Они склонились друг к другу; служитель крематория неосознанно стремился стать ближе, Холланду хотелось ощутить тепло. Стены здесь были неровные, белые от известки. У подножия лестницы стояла красно-белая ваза для цветов; страдающий Христос глядел на них с креста на стене. Эдди снова взял себя в руки. Он почувствовал, что щеки его снова приобрели обычный цвет, и обрел уверенность.