Дэвид Галеф - Молчание сонного пригорода

«Так-так», — заметил Мартин. «Настоящая девка», — сказал сами-знаете-кто.

— Ха! — сказал я вслух.

На билетах стояло вчерашнее число, когда Джейн, предположительно, находилась на работе. Я представил себе тайное свидание у сада скульптур, после которого они взяли такси до… не знаю куда, просто поехали на такси. Дорогой ко греху, вдали от светлых улиц… Еще один пункт в список: неверность.

Я тяжело плюхнулся в кресло Джейн, готовый написать совершенно другую записку. Я сочинил начало: «Черт возьми» — и дальше заявил, что она должна мне кое-что объяснить. Я написал, что буду сегодня в ее тренажерном зале. А поскольку я не полный ренегат, то приписал: «P.S. Я найду кого-нибудь посидеть с Алексом».

Конечно, придется организовывать няньку наспех. Но уже половина четвертого. К счастью, я знал телефоны наших девушек наизусть и позвонил Мэри Роренбах из «Старбакса» в одной улице от здания «Халдома». Надо и мне как-нибудь купить мобильный телефон. У Джейн их целых два.

К несчастью, Мэри в тот вечер была занята. Тогда я позвонил Стеффи Макхейл, и — вот чудеса! — у нее был свободный вечер. Я сказал, где найти запасной ключ от дома, который мы прятали в гараже, и что мы вернемся к девяти. Если бы она тоже не смогла приехать, не уверен, что бы я сделал, — может, поехал бы в Фэрчестер, забрал Алекса с продленки раньше времени, вернулся бы обратно в фитнес-центр и попробовал бы оставить его с тренером или кем-нибудь еще из персонала на время разговора с Джейн. По сравнению с современной организацией ухода за детьми армейские маневры кажутся пустяком. Не помню, чтобы мой отец так суетился из-за этого, возможно, потому, что оставлял все на усмотрение матери.

Короче говоря, когда я пристроил Алекса, у меня осталось еще несколько часов времени до свидания в «Гипере». Раз уж я сидел в «Старбаксе», я подошел к прилавку и заказал двойной эспрессо. Какое-то время я его неторопливо отхлебывал, но невозможно долго пить эспрессо. Вокруг меня были мужчины и женщины, они быстро глотали кофе и, ерзая на стульях, печатали что-то в своих лэптопах, болтали с друзьями или просто глядели в окно на Лексингтон-авеню. У большинства посетителей был такой вид, будто они пришли надолго: одна женщина сосредоточенно погрузилась в толстенную «Войну и мир» в бумажной обложке. Примерно до шести часов я никуда не торопился. Поэтому я вернулся к прилавку и на этот раз заказал большую кружку кофе «Суматра» — пол-литра варева в виде жидкой смолы, — которую осторожно донес до кресла, где застолбил себе участок.

В своем поспешном набеге в город я все-таки захватил с собой черную нейлоновую сумку, которой пользуюсь вместо портфеля. У меня лежали там ручка и блокнот, кое-какие записи о пациентах, пакетик с соленым арахисом и еще несколько вещичек на всякий пожарный случай, в том числе крошечный галогенный фонарик и недочитанная «Сестра Керри», которая полгода назад в аэропорту во время двухчасовой задержки рейса оказалась для меня истинным Божьим даром — хотя с тех пор я к ней не притрагивался. К счастью, еще я сунул в сумку пачку бумаги, которую на днях прислал мне Джерри, черновик его последней главы о пригородном стрессе. «Хотел бы узнать твое мнение», — написал он на первой странице. Я отхлебнул «Суматру» и стал читать.

Я закашлялся и выплюнул кофе на первую страницу Джерриного труда. В заголовке стояло: «Романы в пригороде». Господи, неужели все разбираются в этой теме, кроме меня? Я промокнул рукопись бумажной салфеткой, но зловещее коричневое пятно осталось, так что я стал читать вокруг. «Мотивы, по которым заводят романы, очевидны: монотонная жизнь, желание свободы, жгучее любопытство — но всегда, всегда отчуждение от супруга. Жизнь в пригороде усугубляет проблему отчужденности, поскольку пригород сам по себе отчужден: люди живут не там, где работают, и безопасное, но тесное окружение наводит их на мысль о том, что неплохо было бы оказаться где-то в другом месте, может быть, с кем-то другим». Там было очень много рассуждений в подобном духе, пересыпанных красочными историями из реальной жизни. Одну из них, о женщине, которая все бросила ради садовника-мексиканца, я нашел несколько притянутой за уши, но в других была доля невеселой правды. Я сделал еще глоток кофе, допитого почти до донышка. Подняв глаза, я встретился взглядом с женщиной в кашемировой кофте, которая писала что-то в записной книжке. Или уже не писала. Теперь ее взгляд бродил по кафе, как будто она обдумывает, не завести ли ей роман.