Нельсон Демилль - Золотой берег

В воскресенье мы наконец покинули отель «Плаза» и вернулись на Лонг-Айленд. Наш кортеж состоял из трех машин, каждая из которых была под завязку набита итальянцами и продуктами итальянской кухни. Я ехал в средней машине кортежа вместе с Белларозой и задыхался от запаха сыров и дешевых сигар. Интересно, что мне потом делать с моим костюмом — долго кипятить его или сразу выбросить на помойку?

Что касается Сюзанны, то она больше не звонила, вернее, она больше не звонила мне. Я также ей не перезванивал, да у меня и не было такой возможности, так как ее новый номер телефона я выбросил. Поэтому, если честно, я немножко нервничал в преддверии возвращения домой.

— Наши женщины встретят нас с распростертыми объятиями. — Беллароза был настроен оптимистично.

Я промолчал.

— Они наверняка полагают, что мы только и делали, что развлекались в Нью-Йорке. Едешь на работу, а они думают, что ты едешь веселиться. А ты в это время бегаешь по городу как собака, заколачиваешь деньга. Верно я говорю?

— Верно.

— Анна, наверное, приготовит сегодня на вечер все мои самые любимые блюда. — И он начал расписывать мне свои излюбленные блюда этим напевным тоном, который употребляют итальянцы, когда говорят о еде. Я, кстати, даже кое-что понял из его монолога, как никак я почетный итальянец. Вероятно, разговоры о еде разожгли в нем аппетит, так как он, не медля, открыл коробку с бисквитами и развернул упаковку сыра, который источал аромат давно не стиранных носков. Позаимствовав у Винни ножик, Беллароза начал уписывать этот свой сыр. Завтрак бизнесмена.

— Будешь? — спросил он меня, не переставая жевать.

— Нет, спасибо.

— Знаешь, как в итальянских кварталах называют контейнер для мусора?

— Нет, не в курсе.

— Столовка на колесах. — Он захохотал, довольный шуткой. — Теперь ты рассказывай.

— Знаешь этот анекдот про тупого мафиозо, который решил, что полицейская машина должна непременно взлететь в воздух? Знаешь, что с ним случилось?

— Нет.

— Он обжег себе рот о выхлопную трубу. Машина так и не взлетела.

Этот анекдот ему так понравился, что он опустил вниз перегородку из плексигласа, отделявшую нас от передних сидений, и тут же пересказал его Ленни и Винни. Они заржали, хотя я не был уверен, что они поняли, в чем соль.

Какое-то время мы ехали молча, я пытался привести в порядок свои растрепанные мысли. Несмотря на недомолвки между мной и доном, я все-таки продолжал оставаться его адвокатом и, как он утверждал, его другом. Я мог бы в это поверить, если бы не одно обстоятельство: я нужен был ему как человек для подтверждения его алиби, а это сильно меняло дело.

Откровенно говоря, у меня отсутствовало всякое желание служить ему дальше в качестве адвоката, быть его другом и свидетелем его алиби. Я мог бы сообщить ему об этом еще несколько дней назад, но по причине того, что он был освобожден под залог, я чувствовал, что мне трудно рвать с ним сейчас все связи. Если судить с адвокатской точки зрения, с точки зрения участника судебного процесса, мое заявление являлось не чем иным, как лжесвидетельством, даже при том, что оно было сделано не под присягой. Опять же с точки зрения адвоката, если я откажусь от своего заявления, то буду исключен из своей, юридической корпорации, а кроме того, получу пулю в лоб. Таков жребий почетного итальянца, если взглянуть на это дело с обратной стороны. Его жизнь состоит не только из поглощения вина и спагетти, в ней есть также закон омерты — обета молчания. В таком случае я становлюсь врагом всех этих сицилийцев и неаполитанцев. Поэтому я должен соблюдать клятву верности дону, не высказанную вслух, но обязательную для исполнения. Mamma mia! Как могло такое случиться с усердным прихожанином епископальной церкви?

Беллароза поддел ломтик сыра на кончик ножа и сунул его мне под нос.

— Вот. Ешь. Не люблю, когда со мной рядом сидят и смотрят, как я ем. Mangia.

Я послушно взял у него сыр и положил в рот. Вкус был неплохой, но запах — отвратительный.

— Понравилось? — Беллароза не мог скрыть своего удовлетворения.

— Molto bene [29], — промямлил я. Теперь мы были не только сообщниками в преступлении, но и говорили и пахли одинаково.

— Слушай, — обратился он ко мне после паузы, — я знаю, ты злишься на меня, думаешь, что это я устроил тебе эту историю с Мельцером. Но пойми, в жизни все непросто. Иногда жизнь бьет тебя так, что надо благодарить Бога, что остался в живых. Но зато в следующий раз ты становишься крепче и уже знаешь, как уклоняться от ударов.