Закончив с беглой экспертизой одежды, Сталкер переключился на лицо. Славная, в общем-то, мордашка, даже более того — с оттенком этакой грубоватой красоты и налётом чего-то скандинавского. И все б ничего, вполне в Володином вкусе, если бы не взгляд этих пронзительно-голубых глаз. Нет, его нельзя было назвать пустым, но была в нем некая отрешённость — в стиле «я знаю, что будет, и пусть будет, что будет». А ещё — были в этом взгляде и чистота, и бесстыдство, и порок, и невинность, и имя этому взгляду было — Бездна. И какая-то странная двойственность — её взгляд и притягивал, и пугал.
«О, господи!» — простонал про себя Сталкер. — «Да ведь она, похоже, ещё и малолетка! Влетим мы с ней под статью, как пить дать, влетим!»
И всё ещё он боялся признаться себе в том, что понял практически сразу, на мгновение встретившись с ней глазами — она!
— Дамы и господа! — обратился Сталкер к присутствующим. — Просьба нас извинить — мы удаляемся на небольшое производственное совещание.
— Так и скажи, что у тебя на эту деваху член встал, — зло проронил Мишка.
— Иди к чёрту, — ответил Сталкер, сгребая со стола бутылку водки и три стакана. — Федя, пойдем в павильон — там всё и обсудим.
— Как вы её на двоих-то делить будете? — загоготал всё тот же Мишка.
— Заткнись, педик! — Сталкер направился к двери. Мимо его головы пролетела пустая бутылка и разбилась, ударившись о косяк.
Павильон представлял собой помещение площадью квадратов в тридцать, где находились: знаменитый «траходром», круглый стол, два стула, несколько прожекторов на ржавых, облезлых штативах и гора декораций, списанных за ветхостью или ненадобностью из драмтеатра. Сталкер повесил на дверь табличку «Не входить — идет съёмка!», после чего ещё и задвинул шпингалет.
— Ну вот, теперь нам, надеюсь, мешать не будут. Тебя хоть зовут-то как? — обратился он к девушке.
— Ника, — ответила девушка. — Мне раздеваться? — и скинула курточку.
Сталкер даже слегка опешил.
— Ну… раздевайся, если хочешь, — пробормотал он. Ника стащила с себя футболку с полинявшей и полуосыпавшейся картинкой, на которой некогда красовались не то патлы рок-звезды, не то мурло очередного кандидата в депутаты — сейчас это было уже неустановимо. Лифчика под футболкой не оказалось. Так же решительно стянула и джинсы, швырнув их на «траходром».
— Трусики тоже снимать? — спросила она.
— Да подожди ты со своими трусиками! — воскликнул Сталкер. — Садись. Водку пьёшь?
— Немного, — ответила Ника. Володя с хрустом отвинтил крышку, разлил «Смирновскую» по стаканам и, никого не дожидаясь, осушил свой стакан. Требовалось успокоиться. Не так часто случалось ему совершенно не понимать, что с ним творится. Один голос внутри него ликовал: «Есть! Есть! То, что нужно! Если эту роль не сыграет она, её не сыграет никто!» Но кто-то другой, из тьмы подсознания, умолял: «Откажись! Откажись, пока не поздно! Посади её на мотор, скажи — девушка, мы рассмотрим вашу кандидатуру и позвоним, — и забудь записать номер телефона».
«Наверное, я слишком много пью, и это — предвестники белой горячки», — подумал Сталкер и по причине, как видно, вечной человеческой непоследовательности, налил себе ещё.
— Что это ты так целенаправленно надираешься? — поинтересовался Федя. — В зобу дыханье спёрло?
— Да нет. Слушай, девочка, тебе этот тип хоть что-нибудь объяснил?
Она кивнула.
— А ты что-нибудь поняла из его объяснений? Это ж не просто фильм — это порно!
Ника кивнула снова.
— Да, я знаю. На съёмках я должна буду делать вид, что трахаюсь с тем злобным педиком, а после съёмок — трахаться с кем-то из вас.
«Это бред», — решил Сталкер. «Алкогольное размягчение мозга. Откуда она может знать, что именно Мишка будет её партнёром?» Голос из подсознания вопил: «Отговори её! Или скажи, что она не подходит — например, по возрасту». Но первый голос не соглашался: «Кретин! Ты пропустишь свой единственный шанс! Да по всему она более чем подходит! Она рождена для этой роли!».
«Рождена?» — удивился Сталкер. И вспомнил вдруг собственные слова: «Это нельзя сыграть — это должно быть в ней!»
«Рождена? Должно? Быть? Бред, это просто какой-то бред!»
Внезапно тот внутри Сталкера, который был против, громко и отчётливо спросил Володиным голосом:
— Ника, а годков тебе сколько? Семнадцать-то хоть будет?
— Восемнадцать. Через три месяца, — сказала она равнодушно.
— Родители есть? — не унимался Тот, Который Против. — А вдруг они увидят тебя в этом фильме?
Читать дальше