Алексей Костарев - Кошки-мышки

В другой раз она спровоцировала его на дискуссию о Дьяволе и Боге.

— Сдаётся мне, что ты просто подменяешь понятия, — замирая от собственной дерзости, сказала Катя. — Ты называешь Бога Дьяволом, а Дьявола — Богом, и твой Люцифер — тот же самый Бог христиан. А также Аллах мусульман и Яхве иудеев, — поспешила добавить она, заметив, как нахмурился Мастер при упоминании о христианах.

Мастер прищурил правый глаз и как-то странно улыбнулся — одной половиной лица. Второй глаз при этом сделался по-птичьи немигающим, похожим на глаз старого ворона.

— Соображаешь, — не то одобрительно, не то осуждающе отметил он. — Сатана и есть Бог. Бог, да не тот. Вся разница в том, что тот, другой Бог — назовём его для ясности «Адонаи» — ставит человека на колени, а Сатана поднимает его с колен.

— И привязывает к столбу, — не удержалась Катя.

— Столб — это частный случай, — отмахнулся Мастер, — и необходимая дань искусству. Сатана не требует постов и молитв, не заставляет человека насиловать себя в извращённой форме, не заковывает в цепи ограничений. Он лишь хочет, чтобы человек радовался, и чем чаще это случается, тем больше радуется сам Люцифер. Разве на служении, после того как через меня к нам пришёл дух Люцифера, ты не ощутила Радости?

— Мастер, можно чуть-чуть головой повертеть? Шея одеревенела, — жалобным тоном спросила Катя. Шея действительно одеревенела, но в первую очередь Кате нужно было оттянуть время, чтобы обдумать ответ.

— Ну, поверти, — разрешил Мастер.

— Радость-то я ощутила, — спустя несколько секунд ответила Катя. — Но, почему-то, эта Радость больше напоминала наркотическое опьянение.

— Радости в мире так мало, она так строго запрещена мирозданием, что приходится иногда прибегать и к таким средствам, — признался Мастер. — За этим Сатана и дал их людям. Навертелась? Тогда продолжим.

— Но, если Сатана не накладывает ограничений, значит, получается, всё можно? — усилила Катя напор.

— Разумеется, — подтвердил Мастер, старательно выписывая какую-то деталь образа Мученицы.

— А убивать, предавать, грабить — тоже можно?

— Можно, — сказал он. — При необходимости. Но без необходимости не нужно. Эти действия не прибавляют процента Радости, а раз так, то они не радуют Сатану.

Вчера же Катя совершила ещё более дерзкую провокацию.

— Никакой ты не сатанист, — заявила она.

Бровь Мастера удивлённо взметнулась вверх.

— Вот как? И кто же я, по-твоему?

— Ты — хиппи.

Мастер хохотал так, что уронил кисть и смахнул со стола тюбики с краской. Просмеявшись, он приблизился к Кате.

— Ну, с тобой не соскучишься! Будь так любезна, объясни, с чего это вдруг я — хиппи?

— А у тебя те же самые идеалы — свобода, любовь, творчество, радость, и те же средства их достижения — наркотики и секс. Разве что, вместо «фенечек» браслетики из пентаграмм.

Мастер серьёзно и внимательно посмотрел на неё.

— На сегодня хватит, — сказал он и разомкнул наручники. — Садись на диван.

— Как есть? — спросила Катя.

— Как есть и садись. Сигарету хочешь?

— Хочу.

— Я, Катюха, не хиппи, — начал он, доверительно приобняв её одной рукой. — Может, что-то общее и есть, но и чукча с китайцем чем-то похожи — у обоих глаза узкие. А хиппи… У них не было Люцифера, не было цементирующего духа, и они не научились древнейшему языку — языку ритуалов и символов. Без символа, оживлённого духом, любое сообщество обречено на самораспад. Думаешь, зачем нужны чёрные мессы, шабаши, инициации? Да затем, чтобы нас не съели поодиночке! Но ты про это не пиши. Не поймут.

В словах Мастера послышалась горечь, и Кате показалось, что из-за многочисленных личин на мгновение выглянуло его настоящее лицо. Выглянуло и снова спряталось за маской с прищуренным глазом и кривой усмешкой.

Но это было вчера, а сейчас Катю обуревали сомнения. Не наговорила ли она лишнего, и не пожалеет ли Мастер о своей внезапной откровенности? Было ясно, как день, что он всё время играл с ней в кошки-мышки, и Кате в этой игре отводилась отнюдь не кошачья роль. А чем обычно заканчиваются для мышей подобные игры, всем хорошо известно с самого детства.

Катя закрыла блокнот и включила БГ, но заунывный голос любимого певца лишь усугубил её подавленное настроение.

На душе сквозило так, что душе хотелось закутаться в мохнатый плед. Катя посмотрела на часы — Мастер не приветствовал опозданий. С тяжёлым сердцем она бросила блокнот в сумку и отправилась на автобусную остановку.