Реймонд Хаури - Убежище

Миа язвительно усмехнулась:

— Следовательно, мы имеем дело с сумасшедшим?

— По-видимому, так оно и есть!

Попрощавшись с историком, Миа положила телефон на стол и с отчаянием подумала: определение «сумасшедший ученый», которое она старалась не применять к похитившему ее мать человеку, скорее всего не так уж далеко от истины.

Хаким довольно откинулся на спинку кресла, чувствуя невероятный прилив сил после утреннего приема тоника, который он уже на протяжении многих лет принимал раз в неделю. Он наслаждался бодрящим осенним воздухом, вдыхая его крупными жадными глотками, в то время как коктейль из гормонов и стероидов бурлил в его венах и вызывал на коже ощущение наэлектризованности. Стремительный приток крови прояснил его мозг и обострил все чувства. Ничего лучше этого возбуждающего средства он не мог и представить, тем более оно не влекло за собой потерю контроля, состояния, категорически им не переносимого.

Если б только люди знали, чего они лишены!

К тому же из Бейрута поступило обнадеживающее сообщение. Омару удалось схватить помощника преподавателя. Правда, во время захвата погиб один из его людей, а второй серьезно ранен — придется о нем позаботиться, ибо и речи быть не может, чтобы везти его в больницу, даже находящуюся в дружественном районе города, а для перехода границы он слишком слаб. Но в целом операция прошла успешно.

Просто возмутительно, но проклятый американец все еще на свободе! Этот вездесущий тип становится настоящей проблемой, с досадой подумал хаким. Он подошел слишком близко, а потому опасен. Омар доложил хакиму: американец забрал из квартиры Бишоп ее ноутбук и какую-то папку. Всего одну папку. Что это: обычная процедура для такого рода расследований или здесь кроется что-то иное? Понятно, похищена гражданка США, а американцы довольно серьезно относятся к таким преступлениям, и все-таки та смелость и упорство, которые демонстрирует американец, подразумевают личную заинтересованность в расследовании.

Неужели он знает, что на самом деле стоит на карте?

Хаким приказал Омару тщательно провести операцию по захвату иракца, чьего звонка ждали с минуты на минуту. Еще немного — и заветная рукопись окажется у него в руках!

Все шло хорошо. Даже отлично. С отчетливой ясностью, приданной ему новой дозой тоника, хаким осознал — на сей раз он действительно подошел близко к своей цели.

Закрыв глаза, он глубоко вздохнул и предался мечтам о скором успехе. Мысли его скользили свободно и плавно, и вскоре он погрузился в воспоминания.

Он вспоминал о родном доме.

О том, как он в первый раз обратил внимание на необычные приношения в часовне.

И как впервые узнал о своем уникальном наследии.

Конечно, он бывал в часовне и раньше. Он вырос там, в Неаполе, где до сих пор имя его предка произносилось лишь шепотом и с оглядкой. Но интерес к таинственному прошлому их семьи пробудило в нем посещение часовни в день его рождения, когда ему исполнилось девять лет.

В тот день его повел в часовню дед. Мальчику нравилось общество старика. В нем чувствовалось что-то крепкое и надежное. Даже в юном возрасте мальчик — тогда его звали Людовико — понимал, что его дед пользуется уважением окружающих. Ему и самому хотелось обладать такой же внутренней силой, особенно в школьном дворе, где старшие мальчишки дразнили его из-за происхождения.

В Неаполе герб ди Сангро являлся тяжкой ношей.

Дед учил его всегда держаться гордо и помнить о семейном прошлом. Как-никак они происходили из княжеского рода, а гении и фантазеры во все времена подвергались при жизни осмеянию и преследованиям. Отца Людовико совершенно не интересовало прошлое его семьи: слабовольный, он стыдился своего происхождения. Людовико сильно отличался от него, и подметивший это дед заботливо пестовал его гордость. Их предок совершил множество удивительных открытий, рассказывал он мальчику. Да, его называли как угодно — чародеем и алхимиком, служащим дьяволу. Ходили слухи, будто он проделывал жуткие эксперименты над неразумными существами. Некоторые считали, что эти опыты преследовали цель создать еще более совершенных кастратов, незаконно кастрированных певцов, пленявших своим искусством слушателей и прославивших итальянскую оперу в XVII и XVIII веках. Некоторые заходили еще дальше, уверяя, что по приказу князя были убиты целых семь кардиналов, осуждающих его занятия, из костей и кожи которых он повелел изготовить себе кресла.