Машины затихли. Водители съежились.
— Эверт?
— Я здесь.
— Это насчет Аспсосской тюрьмы. Вы знаете ее изнутри лучше, чем любой другой полицейский во всем лене. И вы нужны здесь, срочно, в качестве руководителя операции.
— Да?
— Положение очень серьезное.
Йон Эдвардсон стоял посреди красивейшего кладбища, раскинувшегося возле Аспсосской церкви. Двадцать минут назад он спустился с колокольни, оставив снайперов, которые уже дважды видели Хоффманна и заложников. Группа захвата могла вмешаться в любой момент, им нужно всего несколько секунд, чтобы взломать дверь или крышу и обезоружить террориста. Но пока заложники живы, он останется невредим, спецназ не станет рисковать.
Он огляделся.
Кладбище охранял патруль из Уппсальского полицейского округа, на обнесенной сине-белой лентой территории не было ни скорбящих, ни священника, ни церковного сторожа. Две машины прислали из Арланды, еще две — из Стокгольма, он поставил по одной к каждому углу тюремной бетонной стены. Сейчас в его распоряжении были четверо полицейских из Аспсосского округа, столько же — из Уппсалы, Арланды и Стокгольма; вскоре прибыли двенадцать остальных спецназовцев. Теперь на месте находились в общей сложности тридцать семь полицейских, готовых вести наблюдение, защищать, идти на приступ.
Йон Эдвардсон был напряжен. Он стоял на кладбище, изучая серую стену. Тревога, царившая за этой стеной, терзала душу и раздражала, он не мог понять, откуда она взялась, во всей ситуации было что-то… что-то неправильное.
Хоффманн.
Тот, кто стоял там, угрожая убивать заложников, вел себя очень странно.
За последние десять лет в шведских тюрьмах случалось по три-четыре случая захвата заложников в год; Эдвардсон помнил все эти случаи. Каждый раз на месте был спецназ, каждый раз — один и тот же предсказуемый сценарий. Однажды некий заключенный каким-то образом добыл самодельную брагу и крепко напился, потом проникся мыслью, что его оскорбляют и обходятся с ним несправедливо, и в первую очередь в том повинен женский персонал. Опьянение прекрасно подпитывает манию величия. Заключенный почувствовал себя способным на многое, сделался неуправляемым и захватил в заложники двадцатиоднолетнюю женщину (она заменяла находившегося в отпуске надзирателя), приставив ей к горлу ржавую отвертку. Потом была тревога, две дюжины прошедших специальное обучение полицейских со снайперскими винтовками, а решило все время. Через несколько часов бормотуха выветрилась из головы, похмельный страдалец с трудом, но сообразил, как на самом деле обстоят дела, и сдался полиции. Единственным результатом его бунта стали еще шесть лет, добавленные к прежнему сроку, и требование судьи сократить количество побывок домой.
Но Хоффманн в такую схему не укладывался.
По словам надзирателей, которых он запер в камеры, Хоффманн не находился под воздействием каких-то средств, он действовал продуманно, каждый шаг производил впечатление хорошо спланированного. Хоффманном руководили не импульсы, он явно преследовал какую-то цель.
Эдвардсон увеличил громкость рации, он распределял двенадцать новоприбывших спецназовцев: четверых — к дверям мастерской корпуса «В», монтировать микрофоны, пятерых — на лестницы с внешней стороны здания и дальше, на крышу, с дополнительным прослушивающим оборудованием, троих — в подкрепление к тем, кто уже контролировал лестницу.
Он приблизился к мастерской. Он закрыл кладбище.
Он сделал все, что сейчас было в его силах.
Следующий шаг — террорист.
Тяжелая, обитая металлом дверь на четвертом этаже Стокгольмского управления полиции была открыта. Гренс сунул свою служебную карточку в щель сканера, ввел четыре кодовые цифры и подождал, пока решетка поедет вверх. Шагнул в тесное пространство, дошел до бокса под нужным номером, открыл его собственным ключом, достал служебное оружие, за которое редко брался, и вставил полный магазин. Патроны с полостью в головной части, покрытой чем-то, похожим на кусочек стекла, — такие рвут в клочья. Потом Гренс заторопился в следственный отдел, замедлил шаг возле кабинета Сундквиста — есть дело, Свен, я хочу видеть вас с Херманссон в гараже через пятнадцать минут, и я хочу знать все, что есть в наших реестрах насчет номера 721018–0010, — и пошел дальше. Наверное, Свен что-то ответил. Гренс все равно его не услышал.
Кто-то передвигался по крыше.
Скрежет, шарканье.
Пит стоял возле кучи стекловолоконных пластин. Он правильно все рассчитал. Если бы стекловолокно осталось на потолке, оно приглушило, скрыло бы малейшие перемещения, которые сейчас происходили у него над головой.
Читать дальше