Потом я придумал запасной вариант, как прокормиться. Я тырю мопеды и маленькие мотоциклы и сдаю барыгам в соседнем городе. За мопед в хорошем состоянии платят — можно взять дури на две недели, а за никелированный мотоцикл — на целых два месяца. Пока это лучший план, так можно долго еще держаться.
Я заметил, что сны мои от дури не переменились. Или так, немного. Снятся кошмары совсем несвязные, я их записываю или прямо ночью, когда от них просыпаюсь, или утром, как только открою глаза. Сколько потом ни читал записи, не могу понять, к чему они реально относятся.
Это все те же сны, что ко мне с детства привязались, только я уже больше могу разобрать. Сначала старался это терпеть, только до сих пор не понимаю, почему вот уже пятнадцать лет за кем-то гоняюсь. Сон стал частью меня самого. Мне странно и неприятно, когда я его не вижу. Сначала я бежал просто за тенью, потом тень стала силуэтом человека вдалеке, потом я стал его различать яснее, так что теперь уже понимаю: это парень, которого я вижу со спины далеко впереди. Сейчас я отстаю от него метров на пятнадцать: я бегу скорей — и он скорей, я тише — он тише, я иду шагом — и он шагом. Расстояние между нами всегда одинаковое. Он все понимает, но никогда не оборачивается, никогда меня не зовет. Несколько раз я за ним гнался и потом падал, а когда падал, то так махал руками, что от этого просыпался. Я записываю сон и засыпаю опять. А иногда не засыпаю. Тут ничего не поделаешь.
Суббота, 9 августа 2003 года.
В три часа утра Мистраль у себя дома в кабинете изучал дело об убийствах в Уазе. Читал его как профессионал, внимательно, с ручкой и блокнотом. В итоге составил длинный список вопросов, касающихся Жан-Пьера Бриаля, которого считали совершившим эти убийства. Фотографии мест преступления его смущали: что-то не клеилось, но что, он не знал. Ощущал нестыковку на уровне интуиции. Он написал на листке и несколько раз подчеркнул: «Сравнить места преступления в Уазе с парижскими. Что-то там не клеится». Потом перечитал то, что сам называл «заметками по ходу» — мысли, которые ему приходили в голову, пока смотрел снимки и читал протоколы. Он сравнивал серии преступлений в Уазе и Париже. Заметки были записаны на половине листка, ожидая ответов в другом столбце.
«Вопрос: к чему вообще весь этот цирк, особенно если убийца не знаком с убитыми (Париж)?
Убийца уродовал лица — как правило, это значит, что он хорошо знал жертв преступления или они его. В Уазе так и было. А в Париже?
Он накрывает женщинам лица. Так же он поступал и в Уазе. Это смущает, тем более что эта подробность не была опубликована в печати. Того ли они арестовали в Уазе?
Убитые в Париже слишком различны во всем, чтобы между ними существовала связь. Но исключить ее нельзя. Какая?
Он приносит орудия убийства с собой — преступление подготовлено.
Если подготовлено — жертвы намечены заранее, все равно каким образом. Чтобы найти их — нужно время. Все точно рассчитывает, тогда почему именно они?
Если его ведет случай — мы не можем идти по этому следу, его нет. Но не стыкуется с тем, что он уродует лица: в таких случаях считается, что жертвы убийце известны.
Спросить жандармов, есть ли у них более точные данные о происхождении и детстве Ж.-П. Б.».
Мистраль закрыл толстый том дела и положил на него свои заметки.
Он инстинктивно почувствовал необходимость разом отбросить от себя все, что сейчас видел и читал. Настал момент попытаться уснуть. Ему нужно было, так сказать, омыть ум от сцен убийства, и он выбрал свой самый любимый фотоальбом — сборник прекрасных черно-белых портретов Чета Бейкера. Фотографии навели его на мысль послушать джаз. Он надел наушники, прокрутил список песен в айподе и остановился на «Касанье губ твоих». Пел молодой Чет Бейкер, и Мистраля захватила музыка, голос певца. Он не отказал себе в удовольствии послушать и другие песни Бейкера, а также его дуэты со Стэном Гетцем.
К своему удивлению, он стал зевать, его клонило в сон. Мистраль лег, уснул, а через три часа проснулся от кошмара — того же самого. Он попытался опять уснуть, но не смог. Лежал не шевелясь, чтобы не потревожить Клару. А она тоже не спала, но не подавала виду, чтобы муж хотя бы не вставал с постели.
По дороге на Сент-Уанский блошиный рынок Мистралю из штаба никто не звонил, и он перезвонил им сам. Дежурный по комендатуре ответил:
— Ночь без ЧП, кое-где были драки, но никакого чрезмерного насилия и вообще ничего особенного.
Читать дальше