Андрей Воронин - Над законом

Растешь, однако. Начал с Корсики, а кончил Выселками, да так ловко... Штирлиц.

– Просто я не хотел, чтобы у тебя сложилось предвзятое мнение... Свежим, так сказать, взглядом... А, черт, ну виноват, прости! Ну, в морду мне дай, что ли!

– За что же – в морду? – прежним упавшим голосом сказал Илларион. – Ты подставил меня, я – эту девочку.., вот только она никого не успела подставить. Можно считать, что ей повезло.

– Послушай, – сказал через некоторое время Мещеряков. – Я понимаю, что тебе сейчас тяжело и муторно, в особенности от меня...

– Да, – сказал Илларион. – В особенности.

– .. Но ты все равно послушай. Эти сволочи тоннами перекачивают за бугор стратегическое сырье.

Тоннами! Распродажа Родины. Эта тема давно у всех на устах. Надоело уже, но ведь это правда! Что же нашим детям останется?

– Хреновый из тебя замполит, – сказал Забродов и, согнувшись, потер растянутую лодыжку. – Эхе-хе... Неубедительно говоришь. Говоришь, а сам стесняешься. Это потому, что друзей подставлять – постыдное занятие!

– Да! – выкрикнул Мещеряков, снова вскакивая и принимаясь бегать из стороны в сторону.

– Да! – повторил полковник, резко останавливаясь напротив Иллариона. – Стыдно! Мне вообще стыдно, что я живу на свете и ношу полковничьи погоны! Если бы ты знал, до чего мне стыдно выслушивать некоторые приказы! А особенно эти приказы выполнять...

– Ты только жалости от меня не жди, – сказал Илларион. – Как-то не приучен я жалеть взрослых, вполне здоровых дяденек в полковничьих погонах. Тоже мне – узник совести.

– Да пошел ты на..! – совсем рассвирепев, заорал Мещеряков.

– Вот это уже разговор, – сказал Илларион. – Ладно, полковник, замнем для ясности. Прощено и забыто. Если бы я не думал так же, как ты, я бы давно уже был в Москве. Просто в следующий раз ты мне прямо говори, в чем дело, а не проявляй заботу о моем здоровье, как председатель месткома, у которого в середине зимы горит путевка на Таймыр.

– Да, – буркнул Мещеряков, – а ты меня пошлешь подальше.

– Ну, и переживешь, – сказал Илларион. – Я ж не твой подчиненный, так что авторитет не пострадает.

– Дело пострадает, – вздохнул полковник.

– Дело... Кстати, о деле, – оживился Илларион, – что вы собираетесь делать дальше?

– Кто это – мы?

– Ты и твой Сорокин.

– Лично я – ничего. А Сорокин, как я понимаю, вцепится в этот заводик мертвой хваткой, да и в ФСБ кой-кому мало не покажется.

– Ага. А что с Ригой?

– А что с Ригой? Где мы, а где та Рига! Руки у нас коротки!

– Но ведь второй конец цепочки там! Если не накрыть всю эту шайку, они найдут другого поставщика, только и всего.

– Это, брат, дело латвийских властей. А уж станут они этим заниматься или нет – вопрос. Вольфрам-то не их.

– Не их, это верно.

Илларион встал и зачем-то полез в кабину. Heкоторое время он копался там, что-то невнятно бормоча и брякая железом. Мещеряков терпеливо ждал, прислонившись спиной к теплой решетке радиатора. Он сидел точно посередине бампера, и фирменный мерседесовский значок обрамлял его голову, как нимб. Наконец, Забродов закончил копошиться в кабине и вернулся. Он сел рядом с полковником, перебирая и разглаживая на коленях какие-то бумаги.

– Руки, говоришь, коротки, – не отрывая взгляда от бумаг, полувопросительно сказал он.

– Коротки, – согласился Мещеряков. – Это что там у тебя?

– Путевой лист, – сказал Илларион, – накладная... Даже паспорт с визой. Сто лет не был на Рижском взморье.

– Ошалел, что ли? Дай-ка посмотреть.

Мещеряков взял у Иллариона бумаги и бегло просмотрел их одну за другой.

– Они же все фальшивые, как трехдолларовая купюра. Ты что, вот с этим собираешься пересечь Латвию?

– Липовые документы – не беда, – легкомысленно сказал Илларион. – Главное, чтобы купюры были подлинные.

И он развернул перед носом у Мещерякова веер стодолларовых бумажек.

– Это еще что? – спросил тот.

– Впервые вижу полковника, который не узнает доллары, – восхитился Илларион. – Надо написать об этом в какой-нибудь научный журнал. Тебя немедленно заберут в исследовательскую лабораторию.

– Понес, понес, – со вздохом сказал Мещеряков.

– Это, друг Андрюша, – пояснил Илларион, – хлеб беззакония и вино хищения. Я тут, знаешь ли, даром времени не терял и сколотил кой-какой капиталец. Рижское взморье всегда было довольно дорогим курортом, а уж теперь-то – и подавно.

– И большой у тебя капиталец? – поинтересовался Мещеряков.

– Честной службой такого не заработаешь, – уверил его Илларион. – Черт возьми, человек с моей подготовкой, оказывается, за год может стать миллионером! Меня просто в дрожь бросает, как подумаю, сколько времени я потерял.