Торкиль Дамхауг - Смерть от воды

— Что такого важного ты хотел мне сказать? Ты выиграл матч? — Она была довольна своим тоном. Сарказм был очень точно дозирован.

— Футбол? Не пытайся со мной говорить о работе. Услышишь, когда увидимся.

— А что, мы увидимся?

— Да.

— Кто это сказал?

— Ты.

— Говори лучше правду.

Потом она корила себя за податливость.

У кассы была очередь. Что-то случилось. Лисс встала на цыпочки, чтобы узнать, что там не в порядке. Очень высокая полная женщина ругала прыщавого парня за кассой. В этот момент подошел еще один работник магазина, лет сорока, с густыми черными волосами с проседью.

— Чем могу вам помочь? — спросил он на ломаном норвежском.

— Вы здесь главный?

— Сегодня вечером — да.

Женщина всплеснула руками:

— Ваш болван отказывается рассчитать мои покупки!

Предполагаемый управляющий вопросительно посмотрел на парня за кассой. Не успел он ответить, как женщина снова принялась ругаться:

— Он утверждает, что в этом магазине существуют квоты на молоко. Это правда?

Старший произнес отчетливо:

— Вообще-то, нет.

— Вообще-то? Так есть здесь квоты на молоко в этом проклятом магазине? Вы что, получили инструкцию о введении ограничений? — Она все больше и больше заводилась.

Лисс обнаружила, что она держит три тележки, все доверху набитые пакетами с молоком.

— У нас есть и другие покупатели, — объявил парень за кассой.

— Что за бред! Может, вы думаете, я не собираюсь платить?

— Никто этого не говорил.

— Так дайте мне рассчитаться и покончить раз и навсегда с этим мерзким местом. Где это слыхано — так обращаться с клиентами. Бесстыжий прыщавый щенок! — Она начала выгружать молоко на ленту кассы.

— Как вы это все донесете?

— Нет, ну знаете ли, дорогие мои арабы! Я что, выгляжу беспомощной? Ответьте! Я выгляжу калекой? Дауном? Жертвой войны?

Мужчина с черными волосами отошел на пару шагов назад, подал знак кассиру, чтобы тот отпустил женщине товар. Потом сам сел за дальнюю кассу, открыл воротца и крикнул:

— Свободная касса!

Лисс прибежала первой.

— Будто я араб, — пробормотал продавец и с грустью посмотрел на нее.

Она заплатила за три покупки и вышла на улицу.

Лисс села за столик в кафе прямо напротив него.

— Извини, — сказала она и забыла про свой саркастический тон. Кроме того, она не понимала, за что извиняется. Может, за опоздание на двадцать минут? Или за то, что смылась в его куртке и не отвечала на сообщения?

Йомар Виндхейм улыбнулся, поддразнивая ее:

— Все в порядке. Не важно, за что ты извиняешься, Лисс, все в порядке.

— Твоя куртка, — сказала она и поставила пластиковый пакет рядом с его стулом. — Я не собиралась ее прихамить.

— Я заявил на тебя по поводу кражи, — сказал он серьезно. — Но дал очень приблизительное описание, так что у полиции мало шансов. Теперь надеюсь разглядеть тебя получше.

Она не была настроена на эту частоту. И он это, очевидно, заметил.

— Серьезно, Лисс, извиняться должен я. Вся эта история с твоей сестрой…

— Вся эта история?

Она снова нащупала саркастический тон. Но не стала брать его на вооружение. Йомар, наверно, пытался проявить такт.

— Понимаю, почему ты не отвечала на мои сообщения.

— Правда? — спросила она.

— Тебе было о чем подумать, кроме старой куртки, Лисс.

Казалось, ему доставляло удовольствие постоянно произносить ее имя. Может, он считал, что это приблизит его к ней?

— Вообще-то, я в ней ходила, — сообщила она. — Почти каждый день.

Он просиял:

— Эту куртку ты могла расставить как палатку.

Она взглянула на него. Косящие глаза были удивительно светло-голубыми. Он не был красив, что-то в нем было грубое и слишком крупное, будто он все еще был подростком и фигура еще не стала пропорциональной, а на лбу тянулась полоска прыщей. Видимо, это привлекало не только девочек-подростков, но и, например, Терезу. И Катрин, конечно, но та всегда искала секса.

— Хочешь — оставь себе.

Она сморщила нос:

— Было бы мне где жить, я бы повесила ее на стену с твоим автографом.

Теперь он засмеялся громко. У него были раздражающе белые и правильные зубы, и он был очень уверен в себе. Он играл в элитной серии и получал больше миллиона в год за то, что гонял мячик. Кроме того, на нем висло много женщин, не только Тереза. Но с того момента, как он вошел в клуб «Моно», он нацелился только на нее. А с тех пор, как она оказалась дома у него той ночью и потом смылась в его куртке, он отправил четыре или пять сообщений.