У Центральной больницы Лисс повернула и зашагала вверх по дороге, мимо сумасшедшего дома. Самое старое в стране прибежище для душевнобольных. Оно стоит тут уже больше ста пятидесяти лет. Однажды сюда заперли ее бабушку. За несколько месяцев до ее гибели. Или она сама покончила с собой? Может, она связала белье и одежду в веревку, закрепила ее на крючке для люстры, накинула ее на шею и оттолкнула стул? Никто об этом не говорил, случившееся было вычеркнуто из истории и кануло в молчании. Что осталось после нее? Несколько черно-белых фотографий красивой женщины, странной и отстраненной.
На тропинке у озера Согнсванн лежал очень глубокий снег. Лисс прокладывала дорогу. Слышала звук собственных шагов. Она остановилась и обернулась, рассматривая следы в плотном снегу. «Скоро они исчезнут, — подумала она, и эта мысль зацепилась за другую: — Он поймал меня, и я не разбилась». Он подбрасывал меня снова и снова, но ни разу не дал мне упасть.
Дойдя до конца озера, она решилась. Не стала подниматься дальше в гору, а повернула направо и пересекла парковку. Перед входом в Институт физкультуры Лисс остановилась и отправила сообщение.
Прошло три минуты, и Йомар Виндхейм сбежал вниз по лестнице.
— Прости, что прерываю твои занятия.
Он стоял, разинув рот.
— Решила, тебе все-таки стоит посмотреть на одноглазого тролля, — сказала она. — Ты же любишь ходить на шоу фриков.
Он подошел ближе. Во второй раз положил руку ей на щеку. Теперь она не стала ее отводить.
— Я хочу попросить тебя о двух вещах, Йомар.
— Да, — сказал он.
— Во-первых, отвези меня к себе в квартиру. Как ты планировал в тот вечер, когда мы должны были пойти в ресторан.
Он стоял и смотрел в ее здоровый глаз. Может, пытался найти код, который расшифровал бы и разъяснил, что произошло.
— Лисс… — сказал он наконец.
— Второе потом скажу, — прервала она. — Одно условие — не говори о своем дедушке. Ни слова.
Он был одет легко, в одной футболке, но обнял ее, будто это ей надо было согреться.
Она стояла раздетая у окна в его гостиной на восьмом этаже, пыталась разглядеть что-то в кружащемся снеге. «Наверняка в ясные дни отсюда далеко видно, — думала она. — Весь город и фьорд, очень далеко… Майлин ничего не рассказала матери о тех ночах в Лёренскуге. Хотела ее оградить. Теперь никто не знает, что же там было, — думала Лисс. — Никто, кроме того, кто уехал и не возвращается. И меня, которая не в состоянии ничего вспомнить…» И с этим надо жить дальше — между тем, что она не может вспомнить, и тем, чего никогда не забудет.
Она слышала, как Йомар встал с кровати. Зашел в комнату. Его руки обняли ее сзади. От них пахло чем-то вроде смолы, не слишком сладко, не слишком сильно. Можно научиться любить эти руки.
— Санитарка в больнице предложила, чтобы ты была моей девушкой.
Она засмеялась:
— Она думала, что так и есть.
Он отошел и несколько секунд смотрел на нее в сером свете:
— Я многого в тебе не понимаю, Лисс. Но это не страшно, потому что у меня полно времени все это выяснить.
Она опустила глаза.
— Я хотела тебя попросить о двух вещах, — сказала она. — Теперь я хочу рассказать про второе.
Почти три часа они ехали до центра. Несколько раз он сворачивал в сторону, на автобусную остановку или на тротуар, глушил двигатель. Сидел и смотрел в лобовое стекло, пока она рассказывала. Когда он остановился перед Полицейским управлением, был уже вечер.
— Я пойду с тобой.
Она покачала головой.
— Тогда я подожду здесь, — настаивал он, показав на свободное место на другой стороне улицы.
— Ты что, ничего не понял, Йомар Виндхейм?
— Я жду.
Девушка за стойкой была ее ровесницей. Темноволосая, с азиатскими чертами. На форменной рубашке удостоверение с фотографией.
— Чем могу вам помочь? — спросила она тоном то ли обычным, то ли заранее отказывающим.
— Мне надо поговорить с инспектором по фамилии Викен.
Она подумала об этом заранее. Это должен быть он.
— Викен — это который в отделе по убийствам и изнасилованиям? Я не могу пока…
— Дело касается убийства.
Девушка в форме несколько раз моргнула, потом произнесла:
— Вы уверены? Тогда надо обратиться в дежурную часть.
Лисс оперлась обеими руками на стойку:
— Это случилось давно, больше месяца назад. И не здесь, а в Амстердаме.
Девушка сняла трубку. Повесив ее, сказала:
— Он придет и заберет вас через две минуты.
Лисс встала у колонны посреди большого зала. Она скользнула взглядом по галереям, к входной двери. «Две минуты, — подумала она. — Две минуты у него займет закончить дела, пройти по красному коридору, сесть в лифт и спуститься сюда. Есть еще две минуты, чтобы выйти из этих дверей, и никто, ни инспектор Викен, ни кто-либо еще, не узнает, зачем я пришла».
Читать дальше