Торкиль Дамхауг - Смерть от воды

— Майлин это выяснила. Она поняла, что Куртка — это вы.

— Лисс, дорогая… Если бы вы могли понять…

Голос его стал гуще. И все еще в ней сильно было желание прижаться к нему, чтобы он ее обнял, увел с собой. Но оно начало слабеть. Зато стало брать верх другое. Оно могло наполнить всю комнату, выпусти она его наружу, сломать все, что подвернется.

— Если бы вы не испортили Вильяма, он не убил бы Майлин, — сказала она, не повышая голоса, и такая спокойная констатация укротила закипавшую в ней злость, и ей удалось завершить свою мысль: — Вы убили Майлин.

Тогда он сказал:

— Есть границы вины, которую человек может на себя взять, Лисс. Когда все заполнено до краев, надо перестать наливать. Иначе не выдержишь. Если я выживу, я могу многим еще помочь. Если нет — они останутся в одиночестве.

Она почувствовала его руку на плече.

— Вы рассказали о своей фатальной ошибке, Лисс. Я рассказал о своей. Можно сказать, мы квиты. И нас что-то связывает. Что мы идем вместе и разделяем бремя.

Она посмотрела на него. Не обнаружила в его взгляде ни горя, ни сожаления. И страсти тоже не было, только партнерство. Организовать компанию на паях — по транспортировке трупов.

Она взглянула в окно, там поднялся вихрь листьев и пыли, потом опять все улеглось, образуя новый узор.

Ничего больше не сказав, она развернулась, пересекла гостиную и вышла.

Я сижу в гостиной и смотрю на зимний день, мысленно продолжая разговор. Как вы могли, зная все о потребностях детей, поступить вот так? — спрашиваешь ты. И снова я пытаюсь рассказать о той весне тринадцать лет назад, перед поездкой в Макригиалос. У меня были пациенты, телепрограммы, я вел полосы в газетах и журналах. Все получали частичку меня. И мне было что дать. А потом настал тот день в начале апреля. Когда я заперся в гостиной, в кресле, из которого ты только что встала, сидела Эльса, моя тогдашняя жена. Она попросила меня сесть на диван. Потом сказала: «Я переезжаю, Турмуд». Я ей не поверил. У нас был удачный брак. С детьми все хорошо. Мы много всего делали вместе, даже секс у нас был почти через двадцать лет брака. «Это неправда», — сказал я. Но через три дня она уехала. Я попал в бурю. Вдруг она началась повсюду, вокруг меня и внутри меня. Я не знал, выживу ли я. А потом все резко утихло. И тогда мне стало по-настоящему тяжело. Вставать по утрам. Мыться, одеваться. Не говоря уже о походе в магазин. Или отвозить детей на тренировку. Меня отбросило, я оказался среди другого ландшафта. Совсем тихого. Совсем мертвого. Без деревьев, без красок, только большое черное солнце, которое поглощало свет. Все, что я слышал, — мои шаги, словно по пеплу. Один друг и коллега из сочувствия приехал и говорил со мной, сначала дружелюбно и осторожно, потом жестко и решительно. Однажды рано осенью он побросал какую-то одежду в чемодан, посадил меня в машину и отвез в аэропорт. Он забронировал для меня номер в отеле. Вообще-то, он и сам собирался поехать, но что-то случилось у него дома, заболел кто-то, и в последнюю секунду он отказался.

«Вы не заставите меня поверить, что ваши отношения с Вильямом были взаимными, что вы были на равных».

Мы были, Лисс. Вначале. Но Йо, как я все еще его называю, привязался ко мне. Он прицепился намертво, будто речь все еще шла о жизни и смерти. Он обожествлял меня. И я не мог быть никем иным, только этим нужным ему богом.

А Ильва, спросишь ты, как я не понял, кто ее убил?

Я не видел никакой связи. Я хочу, чтобы ты мне поверила, Лисс. Какая-то девушка в Бергене по имени Ильва. Фотография на первых полосах. Может, и похожа на ту, что я видел в отпуске много лет назад. Может, нет… Конечно, я обнаружил бы тут связь, если бы смог. Мы часто о ней говорили. Я должен был выстраивать ее образ в его фантазиях. Учить его, как к ней приблизиться. Она была символом женственности. Я вел его в эту сторону, к ней, к девушке его возраста. Не к Ильве в буквальном смысле, но к Ильве как к образу.

Понимаешь меня, Лисс? Скажи, что понимаешь меня.

Тебя больше здесь нет. Только звук твоих шагов остался в комнате. Звук захлопывающейся двери. И звук этих сказанных тобою слов: «Вы убили Майлин».

Знаешь ли ты, что все в твоих руках, все, что произойдет теперь? Блуждать вслепую. В вечной засухе. Или найти капли воды. «Мир, превосходящий всякое разумение».

Лисс дошла до дороги и стала спускаться в облаке холодного выхлопного газа. Снова пошел снег, но ветер немного стих. Она дошла до станции метро, побрела дальше вдоль края дороги. Ноги после обморожения все еще болели. Ровный поток машин двигался навстречу и разбрызгивал грязный снег.