— Что вы сказали про глаза?
— Мой муж это заметил, я не в силах была разглядывать несчастное животное. Но оба глаза были искромсаны.
Роар застучал ручкой по конверту:
— Расскажите все, что помните об этом случае. Абсолютно все.
— Больше ничего и не было.
— А как насчет Ильвы?
— Она пришла в ярость. У нас самих тогда была кошка. И еще она сказала…
Анна София Рихтер замолчала, и Роар повторил:
— Что она еще сказала?
— Это как-то связано с одним мальчиком. Ее ровесником. Он ей казался странным, и она избегала его, как могла. Не знаю, что там было, но Ильва, как только услышала про кошку, знала, кто это сделал. Мы ее расспросили, и тогда выяснилось про этого мальчика. Но она не была уверена, она ничего не видела и не слышала. Он жил в соседнем номере. Ужасная была семейка, родители напивались, шумели, дети у них ходили голодные и холодные, она никогда не встречала ничего подобного в других местах…
— А вы не помните, как звали мальчика?
— Что-то очень короткое — Рой или Бо.
— А семья? Вы что-нибудь еще о них помните?
Она не помнила, но он успокоил ее, что это совсем не странно через двенадцать-то лет.
— Но я говорила об этом с мужем, и он вроде помнит их фамилию. Знаете, когда кто-то себя ведет подобным образом, к фамилии приклеивается что-то противное. И так мы запоминаем лучше.
На конверте не осталось больше места. Роар нашел в кармане квитанцию за парковку и записал варианты фамилии, которую пытался вспомнить отец Ильвы Рихтер. Почти полминуты после разговора он сидел и таращился на один из них. Потом снова взял телефон, стал искать в справочнике.
Поднялся ветер. Лисс долго сидела и смотрела в камин. Может, час, может, дольше. Огонь потух, но в крошечной комнате было так жарко, что она не стала добавлять дров.
Угли менялись все время — от ярко-оранжевого до черного и снова яркого. В мыслях всплыла какая-то картинка, она не знала, было ли это воспоминанием. Они с Майлин сидят перед камином: каждая — опустившись на одно колено. «Между поленьями стоит маленький человечек» — это был голос отца. «Дух огня?» — «Да, крошечный, сгорбленный. Он дует и дует на угли, потому что, когда они погаснут, он тоже исчезнет навсегда».
Она снова достала бутылку вина, попыталась протолкнуть пробку в горлышко. Сдалась и пошла на кухню, забралась на стул и вытащила пару маленьких бутылочек в дальнем углу шкафчика. В одной была водка, в другой оставался яичный ликер. Ей никогда не нравилась водка, он она вылила содержимое в стакан. Вкус был тошнотворный, но он приятно обжег горло и желудок. Потом Лисс достала пакет с едой из рюкзака. Упаковка хлебцев, яблоко, никакой начинки для бутербродов. Прислонившись задом к столу, жевала и заглатывала с остатками водки. Прислушивалась к хрусту ломающихся между зубами хлебцев и ветру, прорывавшемуся в трубу.
Вдруг она засомневалась в том, что обнаружила в книге, спрятанной на полке. Она достала ее и снова уселась в кресло перед камином. На обратной стороне обложки было написано что-то про автора. Шандор Ференци сражался с профессиональным лицемерием. Потом еще, что он был ранимым и самокритичным. Четвертый или пятый раз Лисс пролистала книгу. Никаких подчеркиваний или заметок на полях. Книга казалась только что купленной. Майлин взяла ее, чтобы здесь читать.
Лисс дошла до страницы, где посредине были какие-то буквы поверх печатного текста. Она подняла лампу и еще раз рассмотрела угловатый почерк: «Ильва и Йо». Буквы были размазаны — видимо, написаны углем. Она тут же вспомнила тело сестры в часовне Центральной больницы. Бледная восковая кожа, руки в морщинках, большой и указательный пальцы правой руки черные от грязи. Так вот, значит, как все произошло: именно здесь сидела Майлин в тот день, перед тем как ее убили. Она достала прогоревший уголек из камина… Лисс перевернула страницу. Там сестра написала остальное: «Ильва Рихтер и Йоханнес Вильям Вогт-Н.».
*
Сильным ударом Лисс разбила горлышко бутылки об угол раковины. Она пожертвовала одной футболкой, натянула ее на кружку и процедила вино. В бордовом пятне остались крошечные осколки стекла. Она опустошила первый бокал одним глотком. Второй отнесла к камину, достала блокнот.
Значит, Вильяма на самом деле зовут Йоханнес Вильям?
Ильва и Йо.
Она помнила, что имя Ильвы упоминалось в записи на диске. В интервью с восьмым пациентом.
Значит, Йо в твоих записях — это Вильям?
Читать дальше