У дверей номера он натыкается на Арне.
— Только посмотрите! Его величество соизволили явиться!
— Я был с приятелем, — пытается объясниться Йо.
— Надо сообщать, где ты. А то какой у нас выйдет отпуск, если мы все время будем носиться в поисках тебя?
Вопрос повисает на несколько секунд.
— Нини заболела, — гремит Арне, будто об этом необходимо сообщать.
Нини всегда болеет. Уши болят, и дышит тяжело. Всегда ест что-то, что ей нельзя, а может, простудилась из-за жары и кондиционера. А может, лягушатник плохо чистят. Мамаша все время жалуется и при этом ни хрена не делает.
— Последи за ней, пока мы ужинаем.
— Хорошо, — говорит Йо, радуясь, что не надо сидеть с ними в столовой. Готовность Йо смягчает голос Арне.
— Мы принесем тебе еды. Если ты, конечно, не пойдешь потом ужинать один.
— Хорошо, — повторяет Йо.
— В холодильнике кола, — говорит Арне уже совсем по-хорошему. — Но не трогай остальные бутылки, — добавляет он, ржет и толкает Йо кулаком в плечо.
Он кладет Нини под спину диванные подушки. Она так задыхается, что едва может говорить. Но по телевизору идет мультик, и она смотрит внимательно. Мамаша уже приготовила пульверизатор. И он может сбегать и позвать ее, если Нини станет хуже… Неужели она думает, он посмеет показаться вместе с ними в столовой? Проще сбегать на ресепшен и позвать врача. Или попросить отца Даниэля.
Через полчаса появляется Трульс. У него в руках мешок с двумя пластиковыми контейнерами. Лазанья и тефтели с соусом.
— Мамаша с папашей скоро будут, — сообщает он.
Йо присвистывает:
— И ты им веришь?
— Они только доедят ужин.
Трульсу восемь, и он еще ни хрена не понимает в этом мире. Йо грубо смеется. Сказал бы он, чему он верит. «Да ладно, пусть верит в Деда Мороза пока», — думает он и чувствует себя добрым старшим братом. И снова мысль забрать Трульса и Нини в другое место. Он и Ильва, потому что она ведь тоже может поехать, после того как они побывали в той пещере, которую она ему показала. И вдруг он приходит в ярость из-за матери и Арне, больше, конечно, из-за матери. Никто не спросил его, собирается ли он провести в номере остаток вечера. Да он и не собирался. Уложить Нини спать, — может, подождать, пока Трульс тоже вырубится, это обычно быстро происходит. Он собирался уйти, как бы плохо ни было Нини. Если она перестанет дышать и они завтра утром обнаружат ее мертвой и посиневшей, сами виноваты.
Он раздевается в ванной. Стоит перед зеркалом, наклоняется и разглядывает тело до самого пупка. Закрывая глаза, он видит Ильву. На ней купальник, и ее голые плечи очень теплые. Если он захочет, он может попросить ее положить руку ему спереди на шорты. «Я знаю одно место», — говорит она очень тихо, чтобы ее никто не услышал. Они доходят до конца пляжа и перелезают через зубчатый камень. Нет, они его обходят, шлепают по теплой воде к бухте на другой стороне. «Я знаю одну пещеру», — говорит Ильва, чувствует, что происходит у него под шортами, останавливается и поворачивается к нему, и они целуются.
Входная дверь открывается. Йо замирает, кидается за занавеску, включает воду, стонет от кипятка.
— Йо?
— Я в душе, — объясняет он и выворачивает кран до холодной воды.
— Не слишком позьно? — гнусавит мамаша. — Я думала, ты уже лег.
Он слышит, как она усаживается на унитаз. Замечает ее контуры сквозь тонкую занавеску.
— Ты больше никуда не пойдешь? — спрашивает он.
— Нет, пока Нини не поправится, знаешь ли.
Она пописала и спускает. По голосу он понимает, что она вот-вот заснет. Он отворачивается к стене, на него льется холодная вода. Слышит, как занавеску отдергивают.
— Я в душе, — повторяет он, теперь злобно.
— Вижу, Йо. Мне-то что? Мы раньше всегда принимали душ вместе.
Она залезает в ванну и встает сзади. Он понимает, что она стащила с себя всю одежду.
— Вода ледяная! Ты хошь себя заморозить?
Она поворачивает кран. Вода не сразу становится теплой.
— Не надо меня стесняться, Йо. Я же твоя мама, так? Я всегда тебя мылила, ополаскивала, вытирала, а?
Она наливает в ладонь гель для душа и начинает тереть его плечи.
— Не стесняйся, Йо. Быть голыми вместе — совершенно нормально.
Она стоит за ним, обнимает его за плечи и втирает гель ниже, туда, где живот. Вдруг она наклоняется вперед и целует его сзади в шею.
— Йо, — говорит она и продолжает втирать в него скользкий гель, пахнущий сиренью. Он не выносит сирень, но рядом есть другой, кто стоит в тени и стучит кувалдой, кто выходит, когда происходит такое, кто заставляет его почувствовать, что здесь не Йо, а другой, кто вынесет все.
Читать дальше