Дэвид Хьюсон - Седьмое таинство

— У нас конец года. Мне нужно утвердить бюджет и закончить годовой отчет. Никакие исследования невозможно вести без соответствующей поддержки и помощи административного аппарата. Мы однажды попробовали, и это кончилось катастрофой.

Коста взглянул на напарника, и они одновременно и без приглашения уселись на стоявшие перед столом стулья. Тернхаус просто наблюдала за этим, и ее острые бледно-серые глазки замечали каждое движение.

— Вы имеете в виду катастрофу с Джорджио Браманте?

— A-а, вы по его поводу… Следовало бы догадаться. На случай если вы не в курсе, Джорджио здесь больше не работает. Несколько лет назад его кафедру передали мне. Превосходное место! Особенно если выполнять работу должным образом.

Перони принял удивленно-заинтересованный вид:

— А я уж думал, что Браманте — настоящая звезда археологии. По крайней мере все так говорили.

— Джорджио — великолепный археолог. Он был моим профессором, и я многому у него научилась. Но бедняга не способен заниматься административными делами. Да и с людьми работать не умеет. У него все завязано на исследованиях, а не на людях.

— Точно. Даже художнику нужен человек, который купит ему краски, — предложил свой вариант Коста.

Ученая дама кивнула, чуть оттаяв.

— Если угодно, можно и так сказать. Джорджио всегда считал, что все крутится вокруг поисков этакого Священного Грааля, именуемого научной истиной. И что мы имеем в результате? Обнаружено крупнейшее, до сих пор никем не открытое археологическое сокровище в Риме. А теперь оно выглядит как загаженная строительная площадка. И это настоящая трагедия.

Гораздо более серьезная трагедия для Джудит Тернхаус, как показалось Косте, чем исчезновение маленького мальчика.

— Вы были посвящены в эту тайну? — спросил Перони.

— Конечно. Раскоп таких размеров невозможно изучать в одиночку. Джорджио выбрал пятерых лучших своих аспирантов и обо всем нам рассказал. Мы там целый год вкалывали. Еще три месяца, и мы уже были бы в состоянии рассказать всем, что обнаружили.

— И что это было?

— Самый большой митрейон, когда-либо обнаруженный в Риме. Вероятно, самый значительный источник информации о культе Митры и его последователях, который у нас когда-либо будет.

— И теперь он пропал.

— Нет, — резко ответила Джудит. — Теперь он лежит в руинах и мелких осколках. Лет через пятьдесят, когда все забудут о бедах, что натворил Джорджио, возможно, кто-то сумеет выбить денег, чтобы попытаться все восстановить. Может быть. Правда, мне это будет уже безразлично. Работа с нестареющими артефактами, не имеющими возраста, вовсе не означает, что я такая же нестареющая.

Перони достал блокнот.

— Кто были эти аспиранты? Нам нужны их фамилии.

Тернхаус как будто хотела было заспорить, но потом выдала все, что требовалось. Один из них теперь работал в Оксфорде, двое в Штатах, а последний стал профессором в Палермо. И всех она не видела уже несколько лет.

— Это все? — спросила ученая дама.

— Мы пытаемся выяснить, где сейчас может находиться Джорджио, — ответил Коста. — Пытаемся понять, что тогда случилось. И может ли это помочь нам сегодня.

— Я не…

— Мы пытаемся понять, профессор Тернхаус, — вклинился Перони, — и что тогда случилось с Алессио. А вам разве это ничуть не интересно?

Археолог помолчала, мрачно взглянула на Перони, затем ответила:

— Если вам действительно нужна моя помощь, перестаньте ходить кругами. Я не имела никакого отношения к исчезновению Алессио. И не представляю, что могло с ним случиться. Вы ведь тут полиция, не так ли? Разве это не ваша работа?

Коста положил руку на плечо Перони, не дав гиганту проявить темперамент.

— Согласен с вами. Именно поэтому мы к вам и пришли. Что представлял собой Джорджио в то время?

Профессор что-то буркнула себе под нос, короткое, односложное, потом демонстративно посмотрела на часы.

— И еще, — продолжал Ник. — Что он представляет собой сегодня? Здорово изменился или как?

Хозяйка кабинета перестала пялиться на часы и посмотрела агенту прямо в глаза. Джудит Тернхаус создавала впечатление женщины, которую трудно чем-то напугать. Занимает крупный пост, известна в академическом мире, важная часть важного механизма — по крайней мере сама она полагает именно так. И больше ее никто и ничто не интересует.

— Сегодня?

— Ну он же приходил сюда. С неделю назад, кажется. И спорил тут с кем-то, даже ругался. Да так громко, что слышали карабинеры, дежурившие снаружи. После чего выскочил отсюда как ошпаренный. Я полагаю, что ругался он с вами.