Дэвид Хьюсон - Седьмое таинство

— Вы просто старый, злобный и упрямый козел! Тут же есть люди, которые могут помочь!

— Да, — с выражением подтвердил Фальконе. — Вы.

Суперинтендант посмотрел на коллегу, одетого в обычный деловой костюм, потом сорвал с вешалки собственное пальто и швырнул инспектору.

— Там холодно. — Полицейский нажал кнопку на стойке. Замок щелкнул, дверь отворилась.

— Спасибо. — Лео не оглядываясь вышел на улицу.

Ночь стояла холодная; такой пронизывающий до костей холод иногда нападал на Рим, когда казалось, что испепеляющая летняя жара уже никогда не наступит. Фальконе ковылял к стоянке такси, завернувшись в огромное шуршащее пальто.

Всегда бывают моменты и для красивой лжи, и для грубой правды.

Инспектор не хотел будить Рафаэлу. Он ведь прекрасно знал, что Арканджело с религиозным рвением всегда выслушивает и просматривает все сообщения, поступающие на ее мобильник, не желая пропускать ни единого контакта. В этом смысле они были очень похожи.

Полицейский набрал ее номер, подождал, пока механический голос попросит оставить сообщение, и тогда заговорил, понимая, что сейчас передаст информацию — правдивую или лживую, он пока сам не знал, — которую никогда не решился бы сообщить лично.

— Рафаэла. — Лео осознал, что говорить стоя на темной и пустой римской улице, на стоянке такси, в ледяную зимнюю ночь, легко. И немного стыдно из-за того, что нет настоящего человеческого контакта. — Вот что я тебе должен сказать. Извини, что передаю это таким вот образом. К сожалению, у меня нет выбора.

Послышался шорох покрышек по мостовой. Может, это такси подъезжает со стороны пьяцца Венеция.

— Так дальше продолжаться не может. Эта игра, в которую мы с тобой играем, не желая признаться, какие чувства в действительности испытываем. Очень благодарен за то, что ты для меня сделала, но это все. Я не люблю тебя и не желаю, чтобы наши жизни как-то пострадали из-за того, что я притворяюсь. Твоей вины в этом нет. Если бы я был способен любить, тогда, возможно, любил бы только тебя. Не знаю.

Машина уже подъехала. Таксист явно искал клиента. Фальконе махнул ему рукой.

— Я точно не знаю, почему ты выбрала меня. Может, из жалости. Или из чувства вины. Или из любопытства. Это не важно. Сейчас ты должна понять, что мужчина в своей жизни однажды подходит к некоему рубежу, когда начинает понимать, что впереди у него только остаток, все время уменьшающийся остаток. А что мне осталось…

Блестящий новый «мерседес». Все еще продолжая говорить, Фальконе забрался в салон и сделал водителю знак чуть подождать.

— То, что мне осталось, не касается — и не может касаться — тебя. Мне очень жаль. Хотелось бы…

Тут его что-то перебило. Внезапный резкий, нечеловеческий гудок в трубке эхом отдался в ухе. Потом прозвучало сообщение: телефон больше ничего не примет. И все его сантименты, как и все остальное, стали последней крохой информации. Лео на секунду задумался о том, чего не успел сказать. Ничего особенного. Или все. Теперь надо лишь захлопнуть дверь, и не имело смысла гадать о том, что осталось снаружи, раз дело уже сделано.

Таксист обернулся и посмотрел на пассажира. Мужчина примерно его возраста. Усталое лицо, все в морщинах, с висящими усами.

— Ну, поедем куда-нибудь? — осведомился он.

— На Авентино. Площадь Рыцарей Мальтийского Ордена.

Водитель рассмеялся.

— Приятель, вы же сейчас ничего в эту скважину не разглядите, такая темень стоит. Оно вам надо?

— Поезжайте, — кисло повторил Фальконе, потом вновь посмотрел на телефон, прежде чем засунуть его в карман толстого и объемистого пальто Принцивалли.

Шли, как показалось Алессио Браманте, уже, наверное, минут двадцать, блуждая по лабиринтам. И ни разу впереди не блеснул даже самый слабый лучик солнца, и ни разу они не услышали ничего, кроме эха собственных голосов и отдаленного плеска воды. Сколько еще времени пройдет, прежде чем вернется отец и заберет его отсюда? И когда наконец закончится эта непонятная игра?

Мальчик попытался вспомнить, что было в доме Ливии на Палатино, когда отец оставил его одного, ничего толком не объяснив. Тогда Джорджио отсутствовал гораздо дольше, чем сейчас, так долго, что Алессио пришлось развлекаться самостоятельно: он закрыл глаза и представил, что слышит голос давно умершей императрицы, ее чеканные латинские фразы, ее приказания, требующие немедленного исполнения и повиновения, как это больше всего нравится взрослым и власть имущим.