Андрей Измайлов - Трюкач

Молодец, молодец. Но уважаемый Евгений Павлович обманчиво толстокож, он чуток: этот щ-щенок, ни бельмеса не смыслящий в Большой Игре, опять его, уважаемого Евгения Павловича, Слоем обозвал. Знает же, как «Слой» раздражает уважаемого Евгения Павловича, объяснил же щ-щенку весьма доступно и не так давно. Какие-такие козыри пришли к щенку-трюкачу при последней сдаче? Ведь на мизере сидел. Или блефует? Да нет, он, щ-щенок, слишком дурак в Большой Игре, чтобы умело блефовать. Значит, есть козырь.

Единственный был козырь у Ломакина – смерть Гургена. Внутренне, по ощущениям. Не козырь, который разыгрывают. Им бьют. Наотмашь. С холодной, безжалостной яростью. Предварительно доведя соперника до полного замешательства и потери ориентации: что там у него, у щенка, за козырь? может, доиграем и… пронесет? Не пронесет.

– Хороша? – горделиво спросил Ломакин.

– Да-а… – преувеличенно оценил Слой. – Купил?

– Угнал! – саркастической ноткой подтвердил Ломакин, что – купил. – В моем возрасте несолидно в метро кататься. Так ведь, Слой?

Никак не отреагировал Слой на «метро». А должен бы. Хоть как-то. Вот… блин-н… комом. Или у Слоя не нервы – канаты.

– Опять же репутация фирмы. Наша фирма производит хорошее впечатление. Так ведь, Слой?

– Да-а… – преувеличенно поддержал Слой. – Но вроде бы не новье. А чего – «шестерка»? Брал бы сразу «девятку».

– Да так, по случаю. Следующая «девятка» будет. Пошли?

Они пошли. Слой ненароком пару раз оглянулся, будто ждал, что из запертой «шестерки» в последний миг выскочат иссиня-бритые абреки по мановению правой руки Ломакина и таки затолкают его, уважаемого Евгения Павловича, на самое дно между сиденьями и рванут с места, подражая видюшным боевикам (колеса должны непременно завизжать, стирая резину).

Никто, само собой, не выскочил. Ломакин – сам по себе. Слой по пути в кабинет (неблизкий путь: залище с корабликом из драгметаллов, широченные лестницы, зимний сад, коридоры-коридоры) светски бормотал по пустякам, чтобы не молчать: пакет документов готов – ну сейчас придем, обо всем поговорим; Таша-лупоглазка не объявлялась – ну сейчас придем и это обсудим; жаль, Антонина Николаевна нездорова, не появится сегодня – ну сейчас придем, звякнем ей, завтра чтоб была, иначе не успеть; кассеты, кстати, Витя не захватил, наверное, – ну сейчас придем, свяжемся кое с кем, напрямую свяжемся, Тим должен подъехать…

Слой врал, так сказать, состоянием души. Ломакин, впрочем, тоже врал. Ничего! Сейчас придем…

– Секундочку! – деловито сказал Слой, миновав было одну из многочисленных дверей. Приоткрыл, сунул нос: – Дрась! Вовы еще не было? Как же так! Пусть зайдет, как появится.

И посеменил дальше, посеменил. Цокая языком: совершенно распустился коллектив. Ломакин присоединился к сетованию неопределенным укоризненным «м-мда-а».

Сколько же помещений занимает здесь «Аура плюс»? Каждое второе? Не отмахаешься, утомишься. Он не стал придерживать Слоя, когда тот сунулся в поисках Вовы, хотя, естественно, мог это сделать. Но… зачем раньше срока проявлять очевидное (очевидно: не Слой ведет Ломакина в свой кабинет, но Ломакин ведет Слоя в его кабинет). А Вова… Что ж, Вова так Вова. Хоть дюжина Вов!

Они пришли. Очередная Барби выразила «о-ой, Евге-ений Па-а-алыч!», будто при виде любимого шефа у нее мгновенно началась течка.

– Два кофе! – деловито бросил ей Слой и шмыгнул в кабинет, торопясь усесться за письменный стол.

Понятно. Не за круглый стол для партнеров-переговоров, но за письменный-начальский. Садись, Ломакин, сбоку – припека ты. К тому же письменный стол богат выдвижными ящиками, мало ли что в них валяется на всякий пожарный…

– Н-ну, супермен! Как у нас дела? Как там в Баку? – будто Слоя и в самом деле интересовало прежде всего, как там в Баку, будто Слой искренне ожидал, что Ломакин искренне расскажет, как там в Баку, будто Слой и сам не знает, как там…

Вот ведь что! Ведь не знает. Перед ним сидит живой-оживший клиент, которого взорвали вместе с вагоном в том же Баку, а Слой и ухом не ведет!

Нет, ухом он как раз ведет. И не Ломакина изготовился слушать, а ловит звуки в «предбаннике». Кофе ждет не дождется? Или Вову?

Ломакин избрал тактику «фигура умолчания», если можно так выразиться. Сидит фигура и молчит. Молчит, проклятая, вынуждая собеседника сказать хоть что-то.

– Момент! – спохватился Слой. – Один звоночек, ага?!

He-а, показал Ломакин мимикой. Потом. Никакого диктата, просто потом, ага?!