Патрисия Корнуэлл - Обстоятельства гибели

— Посмотрим, что тут у нас. — Марино опускается на корточки рядом со мной. Наши костюмы шуршат, а их запах напоминает запах новой занавески для душа.

— Здесь отпечатались знаки. — Я снова протягиваю руку, и зола начинает шевелиться.

— Ну вот, теперь и ты ясновидящая. Открывай лавочку. Раз уж читаешь по пеплу…

— Ты и сам можешь это сделать. Когда сгорает дорогая бумага, она сгорает чисто, и зола получается белая. Если на бумаге печатали что-то, чернильные знаки могли сохраниться. Мы ведь такое и раньше видели. Просто давно с этим не встречались. Видишь, на что я показываю? — Воздух колышется, и зола вместе с ним. — Здесь же часть тиснения, той шапки, что на письме миссис Донахью. Указан город Бостон и часть почтового кода. Того самого кода, что был на письме, полученном от Эрики, хотя она и утверждает, что ничего не писала, а машинка из ее дома исчезла.

— Здесь есть машинка. Зеленая, старая, переносная. На обеденном столе. — Марино поднимается на полусогнутых ногах, как будто у него болят колени.

— Зеленая печатная машинка? Здесь?

— Я думал, Бентон сказал.

— Наверное, времени не хватило. За час ведь всего не расскажешь.

— Ладно, не злись. Не мог, наверное. Ты не поверишь, какое там, за дверью, дерьмо. Можно подумать, как перебрался сюда, так ни разу за собой и не убирал. Везде какие-то коробки. Настоящая свалка.

— Сомневаюсь, что у него была печатная машинка. Сомневаюсь, что она принадлежала Филдингу.

— Если только он не сговорился с этим парнишкой, Донахью. Отсюда и все это дерьмо.

— Если верить матери, Джонни симпатий к Филдингу не питал. А если так, то откуда бы машинке миссис Донахью здесь взяться?

— Если это ее машинка. Мы же пока не знаем. И не забывай про наркотики. Джонни определенно на них подсел, когда начал ходить на занятия по тхеквондо. Один да один будет два, так?

— Это мы скоро узнаем. Конверты? Бумага?

— Не попадалось.

— Похоже, все здесь. — Я указываю взглядом на камин, в котором сгорела, по крайней мере, часть бумаг миссис Донахью. А может быть, и все, что осталось после того, как она написала мне письмо, от которого теперь открещивается.

— Послушай… — Марино не договаривает, и в этом уже нет необходимости. Я знаю, что он хотел сказать. Марино собирался напомнить, что я не могу судить о Филдинге объективно. Потому что у нас что-то было. Марино ведь и сам многое видел и помнит, каким был Филдинг в те далекие уже дни, когда работал со мной в Ричмонде и был не только моим коллегой и протеже, но и, по мнению многих, чем-то большим.

— Это здесь так и было? — спрашиваю я, указывая на катушку широкой клейкой ленты, которая лежит на скамейке.

— Ну да. Конечно. — Марино открывает кейс и достает пакетик для вещдоков, чтобы сопоставить потом край ленты с ее полоской на конверте. — Ты все-таки расскажи. Как он мог ее достать и зачем она ему понадобилась.

Ему , то есть Филдингу. Как Джек раздобыл печатную машинку Эрики Донахью и для чего написал письмо якобы от ее имени, а затем и позаботился о том, чтобы его лично мне вручил водитель, который обычно обслуживал солидные мероприятия, вроде бар-мицвы [65] Бар-мицва — термин, применяющийся в иудаизме для описания достижения еврейским мальчиком или девочкой религиозного совершеннолетия. и свадеб. Мог ли он получить машинку, бумагу и конверт от Джонни? Если так, то почему Джонни так поступил? Может быть, Филдинг манипулировал пареньком? Заманивал в ловушку?

— Подставить хотел мальчишку, — говорит Марино, отвечая на собственный вопрос и повторяя мою мысль, от которой я сама уже готова отказаться. — Бентона бы спросить.

Но Бентона рядом нет и не видно. Он где-то разговаривает по телефону, советуется со своими коллегами, может быть, с агентом по фамилии Дуглас. Меня это беспокоит, и я лишь надеюсь, что мое беспокойство — обычная, здоровая паранойя и что веских причин для тревоги нет, а со спецагентом Дуглас у моего мужа исключительно деловые отношения. Надеюсь, та, вторая, чашка кофе на заднем сиденье внедорожника не принадлежала Бентону, что он не катался с ней, пока я сидела в Довере и еще раньше, когда меня посылали в Вашингтон. Я теперь не только плохой руководитель, но еще и плохая жена. Все вокруг рассыпается. Всему конец. Чувство такое, будто здесь умерла я сама, будто та жизнь, которую я знала, не выдержала моего отсутствия и тихо скончалась, и вот теперь мне приходится вести расследование, чтобы установить, что же все-таки меня прикончило.