Патрисия Корнуэлл - Обстоятельства гибели

— Вот что нам сейчас нужно, — говорю я Марино. — Полагаю, к машинке никто не прикасался. Это ведь «оливетти»? Или мы еще этого не знаем?

— Вообще-то мы все здесь были заняты, — ворчливо отвечает Марино, давая понять, что у полиции есть дела поважнее какой-то печатной машинки. — Нашли, как ты уже знаешь, собаку. Осмотрели спальню. Похоже, Джек там и ночевал, когда приезжал. И там же, наверное, все и произошло. Машинка в футляре, стоит на столе в столовой. Я только поднял крышку, посмотрел, что внутри.

— Возьми с клавиш мазки на ДНК, потом упакуй и отправь в лабораторию. Мазки передай следующим же рейсом. Их нужно проанализировать в первую очередь, и они скажут, кто написал то самое письмо.

— Думаю, мы оба уже знаем.

— Машинку проверить на совпадение с письмом по курсиву. Потом сравним эту клейкую ленту с тем, что у нас есть, — по линии обрыва. С нее тоже взять мазок на ДНК, снять, если есть, отпечатки. Не удивлюсь, если все укажет на Донахью.

— Почему?

— Потому что подставляют их сына.

— Вот уж не думал, что Джек такой сообразительный.

— Я не сказала, что он кого-то подставлял, — отвечаю я ровным, бесстрастным голосом. — Профиль его ДНК и отпечатки у нас есть, как и всех остальных сотрудников. Так что с ним проблем не будет. Вопрос в том, есть ли что-то еще. Найдем ли мы ДНК более чем от одного источника? Скорее всего, да. Все сразу же прокатаем через CODIS.

— Ладно. Раз уж ты так хочешь.

— Это нужно сделать незамедлительно. Где Джек, нам известно. А вот вовлечен ли во все это кто-то еще? Например, Донахью? Нельзя терять ни минуты.

— Ладно, док. Как скажешь, — говорит Марино, и я без труда читаю его мысли.

Это дом Джека Филдинга. Его Коттедж смерти, его Маленький магазинчик ужасов. Чего еще суетиться? Но высказывать мысли вслух Марино не спешит. Он предполагает, что я просто не желаю принять очевидное. Льщу себя безумной надеждой, что Филдинг никого не убивал, что его собственностью кто-то воспользовался, а сам Джек — лишь жертва, а не монстр, как все теперь считают.

— Мы не знаем, бывала ли здесь его семья, — терпеливо и сдержанно, но сухо напоминаю я Марино. — Жена, две девочки. Мы не знаем, кто здесь бывал и кто что трогал.

— Вряд ли они приезжали из Чикаго, чтобы побывать на этой свалке.

— Когда они уехали из Конкорда? — Семья Джека жила там, вместе с ним, в арендованном доме, найти который помогла ему я.

— Прошлой осенью. Все сходится. — У Марино завелось еще одно предположение. — Футболист и все, что случилось после того, как семья вернулась в Чикаго, а он перебрался сюда, купил этот домик и жил тут, как бродяга. Мог бы, по крайней мере, написать тебе, признаться, что жизнь в личном плане не удалась, а семья сбежала в Чикаго.

— Он ничего мне не сказал. И очень жаль.

— Да. Только не говори, что это я должен был сделать. — Марино упаковывает катушку с клейкой лентой. — В чужие дела не лезу. И начинать карьеру с того, чтобы закладывать коллег, — это не мое. Идея пригласить Филдинга принадлежит тебе, хоть ты и должна была понимать, что он, как всегда, облажается.

— Хочешь сказать, что этого следовало ожидать? — Я смотрю в налитые кровью глаза Марино.

— Надень каску, прежде чем спускаться. Дерьма там хватает, с потолка всякая гадость свисает… как гирлянды рождественские. Я пройдусь до фургона. Знаю, тебе минутка-другая не помешает.

Я подтягиваю ремешок каски, понимая, что Марино не хочет спускаться со мной в подвал не из-за того, что мне потребуется какое-то время, чтобы прийти в себя и побыть одной, без него. Особенной чувствительностью Марино не отличается. Просто он убедил себя, что так надо. Но я, слыша, как он обмывает сапоги в ванне с водой и медленно уходит, представляю совсем другую картину. Дело не в тех малоприятных телесных жидкостях, что оттаяли и растеклись по полу подвала, и не в страхе Марино перед вирусами гепатита, ВИЧ или бог знает чего, а в том, как эти жидкости туда попали. Обмывая в ванной сапоги, он пытается очиститься от чувства вины.

Марино не видел, как Филдинг это делает, и теперь перед ним возникла проблема. Как я объяснила Бентону, пока мы ехали сюда, а потом рассказала по телефону и Марино, изъятие семенной жидкости мало чем отличается от обычной вазэктомии, за исключением того, что с мертвым эту процедуру провести легче, чем с живым, быстрее и проще. Причины очевидны — не требуется местная анестезия, не приходится думать о том, как чувствует себя пациент, не испытывает ли он каких-то неудобств.