Патрисия Корнуэлл - Обстоятельства гибели

— Их вешали, — слышу я собственный голос.

Марино пялится на меня с дурацким выражением лица. Нос и уши у него красные, каска на лысой голове, как крышка пожарного гидранта.

— Как он? — Я киваю в сторону ящика в кузове.

— Наша Анна — просто доктор Дулиттл [64] Доктор Дулиттл — главный герой комедии режиссера Бетти Томас, снятого по роману Хью Лофтинга (1986). В главных ролях Эдди Мерфи, Оливет Платт и др. Доктор Дулиттл замечает, что в нем просыпается когда-то присущая ему способность говорить на языке животных. . Знаешь, она ведь поначалу хотела ветеринаром стать, а только потом в мадам Карри подалась.

Он так и говорит, «карри», словно о приправе, и сколько бы я его ни поправляла — Кюри, как химический элемент кюрий, названный в честь мадам Кюри, — все бесполезно.

— Я вот что тебе скажу. Хорошо, что тепло в доме отключали не больше чем на пять-шесть часов. У таких собак шерсти не больше, чем у меня. Закопался бедолага под тряпье на лежбище Филдинга, но все равно продрог. Трясся, как будто у него припадок. Понятно, перепугался до усрачки. Копы, фэбээровцы, все лезут, да еще в полном боевом облачении. К тому же, говорят, борзые не любят, когда их одних оставляют. У них это… как оно… синдром разлуки.

Он открывает ячейку и, даже не спрашивая про размер, подает мне сапоги.

— Откуда ты знаешь, что там было лежбище Джека?

— Там повсюду его дерьмо. Чье ж еще?

— Нам нужно точно все знать, — снова повторяю я. — Здесь его никто не видел и не слышал, соседей нет. Ты уверен, что он был здесь совсем один? Уверен, что ему никто не помогал?

— Кто? Кто, черт возьми, мог ему помогать вытворять такое? — Марино смотрит на меня, и я вижу по его крупному лицу, о чем он думает. Что я, когда речь заходит о Филдинге, не могу рассуждать здраво. И скорее всего, это понимает не только Марино.

— Исключать ничего нельзя, — отвечаю я и снова спрашиваю, как собака.

— В порядке. Анна его покормила. Принесла цыпленка с рисом из той греческой забегаловки на Бельмонте, постельку устроила поудобнее, обогрев включила. Там сейчас как в духовке. Ему там лучше, чем нам здесь. Хочешь познакомиться?

Марино передает нам толстые резиновые перчатки и одноразовые нитриловые. Бентон дует на пальцы, продолжая писать и читать сообщения. Наш с Марино разговор его, похоже, не интересует.

— Сначала займемся делом, — отвечаю я, чувствуя, что не смогу смотреть на брошенного пса, оставленного в темном, пустом, холодном доме, запертого здесь человеком, который убил его хозяина. По крайней мере, согласно общепринятой версии.

— Все как обычно. — Марино дает нам по ярко-желтой каске. — Вот туда, где те пластиковые лохани. — Он указывает на хлипкую дверь коттеджа. — За периметр выходить не стоит.

Рядом с тремя наполненными водой ванночками стоит бутылка с посудомоечной жидкостью и с десяток пар обуви, среди которых я узнаю армейские ботинки мужского размера. Ясно, что в группе работающих здесь следователей есть и кто-то из военных. Может быть, сам Бриггс.

Марино, наклонившись, проверяет дисплей вспомогательной силовой установки, потом спускается по металлическим ступенькам. Снег искрится, обледенелые голые деревья будто остекленели. Свисающие с веток длинные и острые сосульки напоминают гвозди и копья.

— Так что одевайся-ка поскорее, — торопит Марино, потому что Бентон уже уходит, по-прежнему занятый своим айфоном. Он совсем не обращает на нас внимания.

Мы с Марино направляемся к коттеджу. Идем медленно и осторожно, стараясь не поскользнуться. Повсюду мусор и грязь, убрать которые Филдинг так и не удосужился.

— Обувь оставь здесь, — говорит Марино, — а если куда надо, то лучше отойти в сторонку. Главное, сапоги сполоснуть. Дерьма тут хватает, так что растаскивать его не стоит. Что именно за дерьмо, точно пока не знаем, я к тому, что всякое может быть. Говорят, вирус СПИДа после смерти долго не живет, но на себе проверять не стоит.

— Что тут творилось? — Я разворачиваю защитный костюм, и ветер норовит вырвать его у меня из рук.

— Творилось такое, что боже упаси! Тебе точно не понравится. Да ведь оно тебя и не касается. — Марино сует свои большие замерзшие руки в фиолетовые перчатки.

— Я буду делать все, что полагается в таких случаях.

— Если захочешь к чему-то прикоснуться, то не забудь надеть толстые резиновые перчатки.

Так и хочется сказать ему что-нибудь резкое, напомнить, что я приехала сюда не только спектакль смотреть. Разумеется, я буду прикасаться ко всему, что вызовет мой интерес, а перед Марино отчитываться не собираюсь. Да, никто не хочет, чтобы я оказалась виноватой в том самом, в чем миссис Донахью обвинила Филдинга. И мне конфликтовать тоже не хочется. К тому же я в общем-то и не должна осматривать того, кто был моим подчиненным и с кем, если верить слухам, у меня когда-то был секс.