Ли Чайлд - 61 час (в сокращении)

— Невероятно, — сказал Питерсон.

Пачки были составлены штабелями по сто штук — десять в высоту и десять в глубину, и таких штабелей было сотни полторы по всей длине полки. Тысяч пятнадцать, за вычетом тех, что были взяты. Холланд спросил:

— Здесь сорок тонн?

— Нет, — ответил Ричер. — Здесь, думаю, примерно треть. Должны быть еще два таких склада.

— Это сумасшествие, — сказал Питерсон. — Для чего они понадобились?

— Для воздушных экипажей Второй мировой войны, — сказал Ричер. — По большей части — бомбардировщиков. Под конец войны их полеты длились по двенадцать часов. Вглубь Германии, Берлин и обратно, изо дня в день. В каждом полете они делали то, чего никогда не делалось, — в смысле точности и выносливости. Потери были ужасные. Летчиков неотступно преследовал страх — пока усталость не отшибала все мысли. Держаться они могли только на таблетках, на психостимуляторах.

— Тут нет таблеток.

— Иногда это были таблетки, иногда — водные растворы, иногда рекомендовали вдыхать. Это входило в стандартное обеспечение, как еда и боеприпасы.

— И столько осталось? Почему здесь?

— Выбросить не могли. Продать не могли. И сжечь было невозможно. Вся Европа двинулась бы от этого дыма.

Они замолчали и только смотрели на полку. Молчание прервал Холланд:

— Давайте найдем остальное.

Остальное находилось в двух соседних туннелях слева от этого. Такие же стофутовые полки, такие же аккуратные штабеля.

Холланд с широкой улыбкой опустился на колени:

— Девяносто тысяч фунтов. Управление по борьбе с наркотиками теперь к нам прислушается. Это будет захват самой большой партии наркотиков в истории. И благодаря нам, малышам, болтонскому отделению полиции в Южной Дакоте.

— Поздравляю, — сказал Ричер. — Но не все так гладко. Платон обнаружил это за год до вас.

— Как?

— Слухи и логика — так я думаю. Он знал, что метедрин использовали в войну. Знал, что где-то должны храниться излишки, и отследил их. Может быть, у него есть свои люди в авиации. Поэтому, наверное, мы и нашли накладную. Она лежала где-то на самом верху пачки. Значит, ее кто-то уже искал.

— Не верится, что байкеры могли все это оставить. Наверное, было громадное искушение кое-что прихватить.

— Мне представляется, что, если Платон не велит вам что-то трогать, вы и не тронете.

Ричер продвинулся чуть глубже в туннель. От главного туннеля отходил вбок поперечный коридор. Ричер протиснулся туда и вскоре очутился в соседнем туннеле. Продвинувшись по нему дальше, обнаружил еще два поперечных хода. Это был лабиринт. Восемь радиальных коридоров и три незаконченных кольцевых. Одни поперечные отходили налево, другие направо.

— Посмотрите на это, — послышался голос Питерсона.

Ричер не мог понять, откуда идет голос. Он разносился по всем туннелям, гулкий, умноженный эхом.

— Где вы? — крикнул Ричер.

— Я здесь.

Это сообщение мало что прояснило. Ричер пробрался обратно в круглую камеру и спросил еще раз. Питерсон был в соседнем туннеле. Ричер дополз до него. Питерсон разглядывал цистерну с горючим — большое уродливое сооружение, сваренное из вогнутых стальных полос, достаточно узких, чтобы их можно было спустить по вентиляционным трубам. Цистерна была большая, тысяч на двадцать литров. Пахло керосином. Ричер вспомнил бензовоз, с которым едва разминулся на заснеженном проселке.

— Замечательно, — сказал он. — Мы на глубине две сотни футов с пятью тысячами галлонов авиационного горючего.

— Почему авиационного? — удивился Питерсон. — Пахнет керосином.

— Реактивные самолеты летают на керосине. Тут его гораздо больше, чем нужно для отопления домиков. А получили они его только что. Они уже знали, что уезжают. И расчистили взлетную полосу. Так что надо ждать самолет. По-видимому, скоро.

— Как они наполнили цистерну на такой глубине?

— Подогнали машину к двери и спустили шланг по вентиляционной трубе.

Их позвал Холланд:

— Смотрите, что тут есть.

Он был в противоположном от них туннеле. Ричер с Питерсоном перешли к нему. Он светил фонарем то рядом, то вдаль, водя лучом по всей стофутовой полке. Это было что-то из области сказок. Как пещера Аладдина.

В луче фонаря блестело золото, серебро, платина, вспыхивали бриллианты, зажигались темно-зеленые изумруды, сочные рубины. И освещались старые, приглушенные краски полотен — пейзажей, портретов в позолоченных рамах.

— Невыкупленные залоги из ломбардов Платона, — сказал Питерсон.