Тесс Герритсен - Хирург

Она кивнула.

Вместе они зашли в гостиную, потом на кухню. И, наконец, в спальню. Уже зная о привычке Хирурга прихватывать у женщин какие-то вещицы, она с особой тщательностью проверила содержимое шкатулки с украшениями, заглянула в ящики комода. Мур стоял в дверях, наблюдая за тем, как она роется в блузках, свитерах, белье. Ему вдруг вспомнились совсем другие женские вещи — не такие элегантные, — сложенные в чемодане. Серый свитер, линялая розовая блузка. Ситцевая ночная сорочка в голубых васильках. Ничего модного, ничего дорогостоящего. Почему он никогда не покупал Мэри экстравагантных вещей? На что копил деньги? Разумеется, не на то, на что они в итоге были потрачены. На врачей и сиделок, физиотерапию и лекарства.

Он отошел от двери спальни и сел на диван в гостиной. Послеполуденное солнце, заглядывая в окно, нещадно слепило глаза. Он потер их и уронил лицо в ладони, испытывая чувство вины перед Мэри, о которой за весь день ни разу не вспомнил. Ему было стыдно. И ощущение стыда усилилось, когда он, подняв голову, посмотрел на Кэтрин, и все мысли о Мэри разом испарились. В этот момент он подумал: «Это самая красивая женщина на свете. И самая отважная из всех женщин».

— Все на месте, — с облегчением сообщила она. — Во всяком случае я не обнаружила никакой пропажи.

— Вы уверены в том, что хотите остаться здесь? Я бы с радостью отвез вас в отель.

Кэтрин подошла к окну, и ее профиль высветился в золотых лучах заката.

— Последние два года я прожила в постоянном страхе. Взаперти. Я привыкла заглядывать в каждый угол, рыться в шкафах. С меня довольно. — Она обернулась к нему. — Я хочу вернуться к жизни. На этот раз я не позволю ему одержать верх.

«На этот раз», — сказала она, как будто речь шла о битве в затяжной войне. Как будто Хирург и Эндрю Капра слились в единое целое, и два года тому назад ей удалось ослабить врага, но не победить окончательно. Капра. Хирург. Две головы одного чудовища.

— Вы говорили, что ночью у дома будет дежурить патрульная машина, — проговорила она.

— Да, будет, — подтвердил Мур.

— Вы это гарантируете?

— Безусловно.

Она глубоко вздохнула и улыбнулась ему, стараясь казаться невозмутимой.

— Ну тогда мне не о чем беспокоиться, правда?

Именно чувство вины заставило его в тот вечер поехать в Ньютон, а не домой. Он был потрясен своим чувством к Корделл и тем, что теперь она полностью завладела его мыслями. В течение полутора лет после смерти Мэри он жил по-монашески, не проявляя ни малейшего интереса к женщинам. Казалось, из всех страстей человеческих ему была оставлена только печаль. Он не знал, что делать с внезапно вспыхнувшим желанием. Знал только, что в сложившейся ситуации оно было совершенно неуместно. И выглядело верным признаком предательства по отношению к некогда любимой женщине.

Потому-то он и ехал в Ньютон, чтобы искупить свой грех. Восстановить душевное равновесие.

Он держал букет ромашек, когда входил в палисадник, запирая за собой калитку. «Приходить сюда с цветами все равно что приезжать со своим углем в Ньюкасл», — думал он, оглядывая сад, уже утопавший в вечерней тени. Каждый раз, когда он оказывался здесь, ему казалось, будто на этом маленьком пятачке цветов стало еще больше. Виноградная лоза и плети роз тянулись к самой крыше дома, да и весь сад как будто стремился в небо. Ему стало совестно за свой жалкий букет ромашек. Но это были любимые цветы Мэри, и у него давно уже вошло в привычку, подходя к цветочному ларьку, выбирать именно их. Она любила жизнерадостную простоту белой бахромки вокруг ярких солнышек, любила их запах — не сладкий и насыщенный, а горьковатый. Пряный. Она любила их дикие заросли у обочин и на полянах, напоминающие о том, что настоящая красота естественна и необузданна.

Как и сама Мэри.

Он позвонил в дверь. И уже через мгновение ему улыбалось лицо, до боли напоминавшее Мэри. У Роуз Коннели были такие же, как у дочери, голубые глаза и круглые щеки, и, хотя волосы ее стали совсем седыми, а возраст избороздил лицо морщинами, нельзя было усомниться в том, что она мать Мэри.

— Как я рада видеть тебя, Томас, — сказала она. — Ты давно не приезжал.

— Извини, Роуз. Я был очень занят. Даже не замечал, какой день недели.

— Я слежу за твоим расследованием по телевизору. Ну и работка у тебя, не позавидуешь.

Он вошел в дом и вручил ей букет ромашек.

— Хотя у тебя и так много цветов, — устало произнес он.

— Цветов никогда не бывает слишком много. И ты знаешь, как я люблю ромашки. Хочешь чаю со льдом?