Тесс Герритсен - Хирург

Женщина сглотнула слезы.

— Извините. Должно быть, это мой муж поставил. Я не ожидала услышать...

Прозвучали последние сладостные ноты, и музыка смолкла. В тишине Анна уставилась на украшения, скорбно склонив голову. С печальной неохотой она открыла одно из отделений, выстланных бархатом, и извлекла оттуда ожерелье.

Риццоли почувствовала, как забилось сердце, когда она взяла из рук Анны украшение. Цепочка была в точности такой, какой запомнилась ей еще в морге, когда она увидела ее на шее Елены, — крохотный замочек и ключик на тонкой золотой нити. Она перевернула замочек и увидела на обратной стороне клеймо: 18 карат.

— Откуда у вашей сестры это ожерелье?

— Не знаю.

— А вам не известно, давно ли оно у нее появилось?

— Это, должно быть, что-то новое. Я никогда его не видела до того дня...

— Какого дня?

Анна с трудом проглотила слюну. И тихо произнесла:

— Того дня, когда я забрала это из морга. Вместе с другими украшениями.

— На ней также были серьги и кольцо. Их вы видели раньше?

— Да. Она давно их носила.

— Но не цепочку.

— Почему вы все время спрашиваете об этом? Какое это имеет отношение к... — Анна запнулась, и в глазах ее промелькнул ужас. — О Боже! Вы думаете, это он надел на нее цепочку?

Малыш, сидевший на высоком стуле, почуял неладное и возвестил этом воплем. Анна спустила своего сына на пол и поспешила взять на руки плачущего мальчика. Прижав его к груди, она отвернулась от ожерелья, словно пытаясь защитить ребенка от зловещего талисмана.

— Пожалуйста, заберите это, — прошептала она. — Я не хочу оставлять эту вещь в своем доме.

Риццоли положила цепочку в пластиковый пакетик на молнии.

— Я оставлю вам расписку.

— Нет, так забирайте! Я не против, чтобы вы оставили ее у себя.

Риццоли все равно написала расписку и положила ее на кухонный стол возле детской тарелки с остатками шпинатного пюре.

— Мне необходимо задать вам еще один вопрос, — мягко произнесла она.

Анна продолжала ходить по кухне, взволнованно качая ребенка.

— Пожалуйста, просмотрите содержимое шкатулки вашей сестры, — попросила Риццоли. — Скажите мне, если чего-то не хватает.

— Вы уже спрашивали меня об этом на прошлой неделе. Все на месте.

— Дело в том, что не так легко обнаружить отсутствие какой-нибудь вещицы. Как правило, в поле зрения попадают предметы, нам незнакомые. Мне нужно, чтобы вы еще раз осмотрели шкатулку. Пожалуйста.

Анна с трудом подавила вздох. Она неохотно присела к столу, держа ребенка на коленях, и уставилась в шкатулку. Она вытаскивала украшения одно за другим и выкладывала их на стол. Это был скудный ассортимент отдела бижутерии универмага. Горный хрусталь, бисер, искусственный жемчуг. Елена явно тяготела к ярким и безвкусным стекляшкам.

Анна выложила последний предмет — колечко из бирюзы. На какое-то время она задумалась, и по ее лицу пробежала тень.

— Браслет, — произнесла она.

— Что за браслет?

— Здесь должен быть браслет с маленькими амулетами в виде лошадок. Она носила его постоянно, пока училась в университете. Елена была помешана на лошадях... — Анна подняла на нее удивленный взгляд. — Это же дешевая безделушка! Из олова. Зачем она ему понадобилась?

Риццоли посмотрела на пакетик, в котором лежала цепочка — цепочка, некогда принадлежавшая Диане Стерлинг. В этом она уже не сомневалась.

«Теперь я точно знаю, где мы найдем браслет Елены. На запястье следующей жертвы».

Риццоли стояла на крыльце дома Мура, с торжествующим видом помахивая пакетиком с ожерельем.

— Оно принадлежало Диане Стерлинг. Я только что разговаривала с ее родителями. Они и не догадывались, что оно пропало, пока я им не позвонила.

Он взял у нее пакетик, но не стал открывать его. Просто держал в руках, уставившись на золотую цепочку, свернувшуюся змейкой в пластиковом футляре.

— Это физическая связь между обоими убийствами, — сказала она. — Он забирает сувенир от одной жертвы и оставляет его следующей.

— Не могу поверить, что мы упустили эту деталь.

— Эй, мы не упустили ее.

— ВЫ не упустили ее. — Он удостоил ее таким взглядом, что Джейн почувствовала себя выше ростом футов на десять. Мур был не из тех, кто мог хлопнуть по плечу или разразиться шумной хвалебной речью. Она вообще не слышала, чтобы он повышал голос, даже когда сердился или волновался. Но вот такой взгляд, когда он одобрительно повел бровью, а губы дрогнули в полуулыбке, был для нее дороже всяких похвал.